Щекой она ударилась о дверцу. Рука ее схватилась за ручку, а затем упала. Она просто забилась в угол, как кролик, одной рукой закрыв рот, глаза большие, влажные, испуганные. Минуту Том смотрел на нее, затем вышел из машины и обошел ее сзади. Он открыл ее дверцу. Он дышал черным ветренным ноябрьским воздухом, и до него явственно доносился запах озера.
— Ладно, — сказал он. — Прекрасно. Но сначала ты скажешь это мне, Бев. Ты скажешь: «Я не буду курить в твоем присутствии, Том».
Теперь она смотрела на него, глаза у нее были раненые, молящие, непонятные. «Ты можешь меня заставить сделать это» говорили ее глаза, — но, пожалуйста, не надо. Не надо, я люблю тебя, может это кончиться?
Нет — не могло.
Сигарета, дымясь, лежала на тротуаре, как отрезанный кусок взрывателя. Люди, выходящие из театра, смотрели на них — на мужчину, стоящего около открытой дверцы «Беги» последней модели, и на женщину, сидящую внутри: руки прижаты к губам, голова откинута назад, волосы ниспадают золотом в сумеречном свете, Он раздавил сигарету. Размазал ее по тротуару.
Она начала икать.
..
...никогда не сделаю этого. Без твоего разрешения.
Он захлопнул дверцу и вернулся назад, на свое место водителя. Он сидел за рулем и вез их назад, к ним домой, в центр города. Никто из них не сказал ни слова. Одна половина отношений была улажена на автостоянке, вторая — через сорок минут, в постели Тома.
Не хочу заниматься любовью, — сказала она. Он увидел в ее глазах другую правду и напряженный клитор между ногами, и когда он снял ее блузку, ее соски были каменно-твердые. Она застонала, когда он потер их, и сладострастно вскрикнула, когда он стал сосать сначала один, потом другой, безостановочно массируя их. Она взяла его руку и сунула ее между ног.
Он толкнул ее на постель… и теперь он был мягкий, нежный, не рвал ее нижнее белье, а снимал его с тщательной осторожностью, что отдавало жеманством..
Войти в нее было подобно тому, чтобы войти в изысканную смазку.