ОНО

— И вы тоже говорите правду, — сказал он с каким-то удивлением. — Я читаю это на вашем лице.

Я думаю, он намеревался рассказать мне еще что-то, но за нами резко задребезжал звонок, — машина подъехала к питающему рукаву, и включились насосы. Когда зазвенел звонок, мы оба подпрыгнули, и я вскрикнул. Рипсом вскочил на ноги и подбежал к машине, вытирая на ходу руки. Когда вернулся, то посмотрел на меня как на назойливого незнакомца, который от нечего делать болтается по улице. Я попрощался и вышел.

Буддингер и Иве соглашаются еще в чем-то: дела в Дерри отнюдь не в порядке; дела в Дерри НИКОГДА небыли в порядке.

Я видел Альберта Карсона в последний раз за месяц до его смерти. С горлом у него стало хуже: из него выходил только шипящий шепоток. — Все еще думаете написать историю Дерри, Хэнлон?

— Все еще забавляюсь этой идеей, — сказал я, хотя, конечно, никогда не планировал написать историю города, и думаю, он это знал.

— Вам бы потребовалось двадцать лет, — прошептал он, — и никто бы не стал читать ее. Никто бы не захотел читать ее. Пусть себе все идет, как идет, Хэнлон.

Он помолчал и добавил:

— Буддингер покончил жизнь самоубийством, вы знаете?

Конечно, я знал это, но только потому, что люди говорят, а я научился слушать. Заметка в «Ньюз» называла это несчастным случаем при падении; Брэнсон Буддингер и в самом деле упал, но «Ньюз» пренебрегла сообщением о том, что он упал со стульчака в своем сортире, а вокруг шеи в это время у него была петля.

— Вы знаете о цикличности? — Я посмотрел на него, вздрогнув.

— О да, прошептал Карсон. — Знаю. Каждые двадцать шесть или двадцать семь лет. Буддингер тоже знал. Многие старожилы знают, но об этом они не станут говорить, даже если их накачать наркотиками. Оставьте это, Хэнлон.

Он протянул ко мне руку с птичьими когтями. Он положил ее мне на запястье, и я почувствовал жар рака, который свободно гуляет по его телу, сжирая все оставшееся, что хорошего было для еды…

— Микаэл — незачем все это. В Дерри есть вещи, которые кусаются. Пусть все идет своим чередом. Пусть.

— Я не могу.

— Тогда берегитесь, — сказал он. Вдруг испуганные огромные глаза ребенка глянули на меня с лица умирающего старика, — берегитесь, Дерри.

Мой родной город. Названный по графству в Ирландии с тем же названием.

Дерри.

Я родился здесь, в деррийском роддоме, посещал деррийскую начальную школу, ходил в младшие классы средней школы на Девятой-стрит, в старшие классы — в Деррийскую хай-скул. Я учился в университете штата Мэн, затем вернулся сюда. В деррийскую публичную библиотеку. Я человек маленького города, живущий жизнью маленького города, один среди миллионов.

Но.

НО:

В 1879 году бригада лесорубов нашла останки другой бригады, которая провела зиму в палаточном лагере в верховьях Кендускеаг — на стрелке того, что ребята все еще зовут Барренс. Их там было девятеро, все девятеро раскромсаны на куски. Головы валялись отдельно… не говоря уж о руках… нога или две… и пенис одного мужчины был прибит к стенке палатки.

НО:

В 1851 году Джон Марксон убил всю семью ядом и затем, сидя в середине круга из четырех трупов, целиком сожрал смертельно ядовитый гриб. Его предсмертные муки должны были быть ужасны. Городской констебль, который нашел его, написал в своем рапорте, что сначала он подумал, будто труп смеется над ним: он написал о «страшной белой улыбке Марксона». Белая улыбка — это полный рот гриба-убийцы; Марксон умер, продолжая жевать, даже когда судороги и мучительные мышечные спазмы разрушали его умирающее тело.

НО: