ОНО

Сэлли фыркнула. Леди не пользуются таким языком, означало это фырканье. Затем она повернулась к Грете Бови. «Не иначе как возбуждение, вызванное последним звонком в конце еще одного учебного года, заставило Сэлли повернуться к Беверли и заговорить с ней», — подумал Бен. Сэлли Мюллер и Грета Бови происходили из богатых семей Западного Бродвея, тогда как Бев приходила в школу из трущоб на Лоуэр Мейн-стрит. Лоуэр Мейн-стрит и Западный Бродвей были всего в полутора милях друг от друга, но даже такой ребенок, как Бен, знал, что реальное расстояние между ними равнялось расстоянию между Землей и Плутоном. Достаточно было взглянуть на дешевый свитер, болтающуюся юбку, которые происходили из экономного гардероба Армии Спасения, на дешевые чулки Беверли Марш, чтобы понять, как далеки были девочки друг от друга. Но все равно Бену больше нравилась Беверли — гораздо больше. Грета и Сэлли были хорошо одеты, возможно они ежемесячно делали перманент или завивку, но для Бена это ровно ничего не значило. Они могли бы хоть каждый день делать перманент и все равно оставались парой самодовольных говняшек.

«Беверли куда лучше… и намного симпатичнее», — думал он, хотя ни за что на свете не осмелился бы сказать ей это. Но все-таки иногда, в середине зимы, когда свет снаружи казался бледно-желтым, как кошка, свернувшаяся на диване, и миссис Дуглас зацикливалась на математике (как не запутаться в делении десятичных чисел или как найти общие знаменатели, чтобы их сложить), или зачитывала задачи из «Блестящих мостов», или рассказывала об оловянных приисках в Парагвае, в такие дни, когда казалось, что школа никогда не кончится и это даже не имело значения, таким отдаленным казался окружающий мир снаружи… В такие дни Бен смотрел на Бев сбоку, любуясь ее лицом и ощущая в сердце и отчаянную боль, и теплоту в одно и то же время. Он увлекся ею или даже влюбился в нее, вот почему он всегда думал о Беверли, когда «Пингвины» выступали по радио с песней «Земной Ангел», — «Любимая моя. Люблю тебя всегда»… Да, это было глупо, конечно, сентиментально, но это было так, и, конечно же, он никогда никому об этом не скажет. Толстым парням, так он полагал, можно любить красивых девушек только про себя. Расскажи он кому-нибудь о своих чувствах (хотя ему некому было рассказывать), этот человек скорее всего смеялся бы над ним до сердечного приступа. А если бы он когда-нибудь рассказал Беверли об этом, она бы или посмеялась про себя (что плохо), или распустила бы всяческие слухи (что еще хуже).

— Теперь подходите ко мне, как только я назову ваше имя. Пол Андерсон… Карла Бордо… Грета Бови… Кальвин Кларк… Цисси Кларк…

Учительница называла имена, и ребята подходили к ней по очереди, кроме близнецов Кларков, которые вышли вместе, как всегда, рука в руку, неразличимые, только светлые волосы были разной длины да еще она носила платье, а он — джинсы, брали свои темно-желтые экзаменационные листы с американским флагом и Обетом Преданности на лицевой стороне и Священной Молитвой на задней, спокойно выходили из класса и… сразу же летели вниз, где двери уже были распахнуты. А затем они просто убегали в лето и расходились или разъезжались: кто на велосипедах, кто на невидимых лошадях, кто вприпрыжку, хлопая руками по ляжкам, некоторые в обнимку, с песней «С удовольствием бы увидел свою школу горящей» на мотив «Боевого Гимна Республики».

— Марция Фадден… Франк Фрик… Бен Хэнском…

Он поднялся, бросив свой последний до конца лета (как он тогда думал) взгляд на Беверли Марш, и пошел к столу миссис Дуглас, одиннадцатилетний парнишка — бочонок, размером с Нью-Мехико, бочонок, впихнутый в ужасные новые синие джинсы, которые сверкали маленькими точками медных заклепок и издавали звук ВШТ-ВШТ-ВШТ, когда толстые ляжки терлись друг о друга. У него был по-девчоночьи толстый зад, расползшийся живот. На нем был мешковатый свитер, хотя день был теплый. Он почти всегда носил мешковатые свитера, потому что глубоко стыдился своей груди с того первого после рождественских каникул дня, когда пришел в школу в новой рубашке «Айви Лиг», которую ему дала мать и Белч Хаггинс из шестого класса прокаркал: «Эй, ребята, посмотрите, что Санта Клаус подарил Бену Хэнскому на Рождество! Большой набор титек!» Белч ржал, как конь, от своей остроты. Остальные тоже смеялись, в том числе и некоторые девочки. И если бы перед ним в этот момент разверзлась преисподняя, он бы провалился туда без звука… или бормоча благодарность.

С того времени он носил эти спортивные свитера. У него их было четыре — мешковатый коричневый, мешковатый зеленый и два мешковатых синих. На этом он сумел настоять. Если бы он увидел, что и Беверли Марш смеется над ним, он бы, наверное, умер.

— Удовольствие было учить тебя, Бенджамин, — сказала миссис Дуглас после вручения ему экзаменационного листа.

— Спасибо, миссис Дуглас.

Кто-то сзади передразнил фальцетом: «Спасибо, миссис Дуглас».