Оно

– Ппривет, Ээдди, – сказал Билл. – Ккак ссамочувствие?

– Нормально, Большой Билл, – Эдди попробовал улыбнуться.

– Ну и денек был у тебя вчера, представляю, – гром заглушил голос Майка. В палате были потушены и верхний свет, и ночник у кровати, их лица оживали и гасли вновь вместе с мерцанием желтого света. Эдди представил себе весь Дерри, погруженный в это желтое мерцание: желтые блики, лежащие на длинных дорожках Маккарон-парка, слабые изломанные лучи, проникающие сквозь отверстия в навесе над Мостом Поцелуев, Кендускеаг, похожий на дымчатое стекло, его широкую дорожку, пересекающую Барренс; подумал о качелях, отвесно возвышающихся во дворе начальной школы Дерри под сгущающимися в небе тучами, об этом призрачном грозовом свете, о безмолвии, охватившем весь город, который казался спящим.., или вымершим.

– Да, – ответил Эдди. – Это был великий день.

– Мои ппредки ссобираются в ккино ппослезавтра ввечером, – сказал Билл. – Нна нновый ффильм. Ттогда мы них и ссделаем. Сс...

– Серебряные шарики, – подсказал Ричи.

– Я думал...

– Так будет лучше, – негромко заметил Бен. – Я до сих пор думаю, что пули лучше, но думать мало. Если бы мы были взрослыми...

– Да, если бы мы были взрослыми, все было бы круто, правда? – спросила Беверли. – Взрослые могут все, правда? Взрослые могут делать что хотят, и все всегда выходит как надо. – Она засмеялась коротким нервным смехом. – Билл хочет, чтобы в Оно стреляла я. Можешь себе представить, Эдди? Называйте меня просто Беверли Грозная.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – на самом деле Эдди, пожалуй, понимал, какое-то представление начинало складываться.

Бен начал объяснять. Они расплавят один из его серебряных долларов и сделают два серебряных шарика размером чуть меньше шарикоподшипника. И тогда, если в подвале дома № 29 на Нейболт-стрит действительно прячется оборотень, Беверли пальнет ему в голову одним из этих шариков из рогатки Билла. Чао, оборотень! А если они не ошиблись насчет того существа со многими лицами, то же и Оно.

Очевидно на лице Эдди появилось новое выражение, потому что Ричи засмеялся и кивнул.

– Я понимаю твои чувства, дружище! Когда Билл сегодня начал говорить о своей рогатке вместо ружья его отца, я решил, что он окончательно съехал с катушек. Но сегодня днем... – Он замолчал и откашлялся. «Сегодня днем после того как твоя мамаша показала нам, где раки зимуют», – так он собирался начать, но этого, совершенно очевидно, не стоило делать. – Сегодня днем мы спустились на свалку. Билл взял с собой рогатку. Смотри. – Из заднего кармана Ричи извлек сплющенную жестяную банку из-под ананасовых долек «Дель Монте». Прямо по центру зияло большое отверстие с рваными краями диаметром в два дюйма.

– Беверли сделала это с двадцати футов, камнем. Я бы сказал, что это тридцать восьмой калибр. Де Трэшмаут так и сказал, а уж ему можно верить.

– Одно дело палить по жестянкам, – сказала Беверли. – Если бы это было что-нибудь другое.., что-нибудь живое... Билл, для этого нужен ты. Серьезно.

– Ннет. Мы ввсе ппробовали. Ии тты ввидела, ччто пполучилось.

– И что же получилось? – спросил Эдди.

Беверли, сжав губы так сильно, что они побелели, отошла к окну, а Билл начал медленно, с остановками, рассказывать. По причинам, которые она не могла бы объяснить даже самой себе, Бев была даже более чем испугана, она была совершенно поражена тем, что произошло сегодня. Когда вечером они шли в больницу, она настаивала, что нужно отлить пули.., не потому, что больше, чем Билл или Ричи, была уверена в их надежности, а потому что думала, что если они когда-нибудь понадобятся, то стрелять ими будет (Билл) кто-то другой.

Но факты оставались фактами. Каждый из них взял по десять камней и стрелял по десяти жестянкам с расстояния в двадцать футов. Ричи попал один раз, и то случайно, Бен попал два раза, Билл – четыре, Майк – пять.

Беверли, не особенно стараясь, пробила девять банок точно посередине. Десятая перевернулась, когда камень попал в ее край.

– Но сначала мы ддолжны ссделать сснаряды.

– Послезавтра вечером? К тому времени меня выпишут, – сказал Эдди. Мама будет возражать, но... – Эдди был уверен, что она не будет возражать слишком сильно. Только не сейчас.

– Рука-то болит? – спросила Беверли. На ней было надето розовое платье (но не то, какое ему приснилось; может быть, она сняла его после того, как его мама прогнала их) с аппликациями – маленькими цветочками. И шелковые или нейлоновые чулки; она выглядела очень взрослой и в то же время очень по-детски, как девочка, играющая в переодевания. На ее лице было задумчивое выражение. Эдди подумал: «Наверное, именно так она выглядит, когда спит».

– Не очень, – сказал он вслух.

Они поговорили еще немного, время от времени прерываемые раскатами грома. Эдди не расспрашивал их о том, что они делали, выйдя из больницы днем, и никто из них тоже не упомянул об этом. Ричи вытащил свою игрушку – кольцо на веревочке, потом снова убрал ее.