То Оно, из их детства, было высоким, очень высоким, стройным (кому, как не Стогу было отмечать и запоминать чужое красивое телосложение?), а Клоун в библиотеке являл собой полную противоположность тому Оно, что помнил Бен.
И злоба. Такой ярости, такой ненависти и желания убивать Бен ещё не встречал.
Конечно, он пойдет с друзьями куда угодно, и, возможно, погибнет. Но Бен знал – если случится так, что все выживут, он не уедет из Дерри без Беверли.
Бен Хэнском решил больше не лгать самому себе. Никогда.
***
Ричи Тозиер.
Самый популярный диск-жокей в Штатах, Человек с тысячей голосов Ричи Тозиер, сидел в парке на скамье и думал.
После памятной встречи с Оно у Ричи, несмотря на триумф, осталось ощущение, что где-то он дурак, и Ричи честно пытался понять, где именно.
Пеннивайз был настроен серьезно, очень серьезно. Ричи поразила сила Его ненависти - Оно буквально источало злобу и ярость, направленные на Неудачников. Тозиер понимал злобу существа, которое они пытались убить. Вот только это ли Оно убило брата Билла Денбро, Джорджи?
Тозиер попытался вспомнить, как выглядел Пеннивайз в то время, когда все они, Неудачники, были детьми, но вспомнил почему-то только звуки.
Голос Оно был высоким, жутким, но при этом каким-то ненастоящим. Так мог бы говорить нарисованный персонаж из детского мультфильма, какой-нибудь одержимый демонами ребёнок или зверёк.
Голос Пеннивайза ( голос памятника Полю Баньяну), с которым Ричи пообщался не так давно, был совершенно иным. Это был голос смертельно опасного хищника, голос, с трудом произносящий человеческие слова. Голос немыслимо древнего существа.
И была еще одна деталь, которая сводила Ричи с ума.
Бубенчики. Маленькие паскудные бубенчики, звон которых Тозиер запомнил навсегда ( и пару раз вставлял этот звуковой эффект в свои шоу).
Ричи был готов поклясться на чем угодно, что у Оно, с которым он пообщался недавно, не было никаких бубенчиков.
Пеннивайз поменял имидж?
Ричи отправился в гостиницу, сердясь на себя.
Где твой острый ум, Тозиер? Думай, это же детская загадка!
Разные голоса. Разные звуки. Разный тембр голоса. Разная манера говорить и смеяться, раз…
Ричи Тозиер резко остановился, будто с размаху налетел на невидимую стену.
А что, если Оно… не одно?
Ричи стало по-настоящему страшно.
***
Эдди Каспбрак.
Ну, и что понесло его к «Пещере Морлоков», к этой дурацкой канализационной трубе?
Соскучился по Оно?
Эдди сунул было ингалятор в рот, но тут же почувствовал непреодолимое отвращение к нему, и едва сдержался, чтобы не бросить прибор в мусорную корзину.
Нет у него никакой астмы. Нет, и всё. Сколько можно жалеть себя?
Эд чувствовал просто убийственную ясность ума.
Он совершенно здоров. Более того, он никогда и не болел ничем серьёзным по-настоящему.
Самым страшным было то, что Эдди понимал – это не его мать виновата в том, что он вырос слабым человеком, трясущимся за свое драгоценное здоровье. И не Мира (я женился на своей матери, услужливо подсказал ему Новый Эд; а Беверли вышла замуж за помесь своего отца и Генри Бауэрса.).
И даже не Оно.
Эдди открыл свою дорожную сумку, набитую лекарствами – вот его дети. Его сыновья и дочери, таблетки, порошки и капсулы.
Вот его внуки витамины, и конечно же, правнуки – антибиотики всех сортов и видов.
Его едва не стошнило прямо в сумку.
Несколько минут Эдди задумчиво смотрел на содержимое сумки, затем бережно закрыл её, вынес из гостиницы и швырнул в мусорный бак.
Зачем он бросил Миру и приехал назад, в Дерри? Убить Оно?
Эдди с каким-то приступом истерического веселья вдруг подумал, что они все ЗАМКНУЛИ КРУГ, уехав из Дерри, и вернувшись обратно.
Мы вернулись, чтобы убить свои страхи, устало подумал Эд. Не Оно. Свои страхи.
И… чтобы посмотреть, наконец, правде в глаза.
В какой-то момент Эдди подумал о друзьях – ребята, какие скелеты вы сейчас достаете из запертых шкафов своей души? – но тут же печально рассмеялся.
Вот оно что. “Великие герои” вернулись, чтобы сразиться со злом, которое жило в них же самих.
Встреча с Оно напугала его, но Эдди вдруг почувствовал, что никакие мертвецы и прокаженные не были страшнее того мертвеца, каким он сам был многие годы.
И была еще одна странная вещь, о которой Эдди задумался только что, вернувшись в свой гостиничный номер.
Запах.
Эд мог определить по запаху срок годности любого лекарства, и даже его составляющие – поэтому из детских воспоминаний об Оно Эд ярче всего запомнил именно запах.
Что-то сладкое. Воздушная кукуруза, молочная карамель, сладкая вата, мятные леденцы, запах жженого сахара. И было ещё что-то в запахе Оно – что-то неуловимо знакомое, что Эдди никак не мог определить.
Будь у него и Миры сын или дочь, Эд понял бы, что это за запах. Так пахнут все детеныши во всех мирах – запах свежести, запах чего-то НОВОГО. Запах, который невозможно повторить искусственно.
Вот этого, неопределенного запаха, не было у Оно, с которым разговаривал Каспбрак. Была сладость, был запах хищного зверя, но не было того запаха, по которому Эд узнал бы Оно даже с закрытыми глазами.