Оно вершится…

– Говард. – Абракадабр хитро улыбнулся. – Прежде его звали Уксус.

– Сын Эпоса? – почти хором воскликнули дракончик и лучник.

– Он самый.

– Который Переходы замуровал?

– Именно. Кроме этого, он какое-то время служил Средним богом и занимался придумыванием новых форм жизни. Уксус создал всего несколько тварей, зато, на мой вкус, они самые удачные. Ему мы обязаны появлением акул, крокодилов, котов и еще пары зверюг, что обитают в других мирах и их названия вам ничего не скажут.

– Получается, он создал сам себя?

– Нет, просто ему так понравился облик кота, что в определенный момент он принял его форму и удалился от непосредственного управления мирами. Занял созерцательную позицию, если хотите.

– А почему у Эпоса есть дети, а у Драгомора нет?

– Строго говоря, Уксус не сын Эпоса, а скорее творение. – Абракадабр задумался. – Хотя так можно назвать каждого ребенка. Гм… Это достаточно сложно объяснить, но смысл в том, что и у Драгомора есть дети. И родители. Так же как и у Эпоса.

– То есть Эпос не верховный бог? – изумился Эйрвон.

– И да, и нет. В нашем понимании он верховный, но над ним есть другие, в том числе его старшие родственники.

– И… – Ширл сделал замысловатый жест лапой. – Большая у них семья?

– Из тех, кого я знаю, старший – Джон Рональд. Именно он сотворил первый мир, подобный нашему.

– Значит, он и есть самый главный?

– У Вселенной нет первичных и конечных элементов, будь то цветок или бог. Всегда есть тот, кто создал, и тот, кто создан. При этом тот, кто создал, тоже кем-то создан.

– Но должен же быть тот, кто создал первым.

– Должен. И есть. Но сам он тоже был создан.

– Ничего не понимаю.

– Ты сильно удивился бы, если бы знал, насколько они сами там все запутались.

– Они – это… – Эйбус показал пальцем на небо.

– Ну да. Боги создают Вселенную, будучи детьми Вселенной. Схема элементарная и в то же время непостижимая.

* * *

Эммануил был занят размышлениями сразу на несколько тем, и все они были невеселыми. Колдун страшно злился на Зигмунда за эти бесконечные обмороки и нервные срывы. Он просто негодовал, перебирая в уме ситуации, в которых король оказывался недееспособен. Начиная с провала переговоров с Драгомором и заканчивая последним падением в сугроб. Эммануил ни капельки не жалел Зигмунда, не пытался понять короля и поставить себя на его место. То есть он ставил себя на это место, но лишь затем, чтобы убедиться в том, что сам он справился бы с ситуацией гораздо лучше. Колдун мысленно помещал себя на трон не для того, чтобы понять Зигмунда, а чтобы лишний раз подчеркнуть все промахи короля.

Потом Эммануилу вдруг вспомнилось время, которое он провел в Тролльхейме, прикидываясь стражником дворца. Колдуну приходилось литрами глотать оборотное зелье, чтобы поддерживать образ тролля. При общей неспешности ритма жизни северных увальней такие процессы, как карьерный рост, могут занимать десятилетия. Эммануил пускался во все тяжкие, от подсиживания братьев по оружию до брака с дочерью главы клана Лифтеров. В конечном счете колдун обзавелся связкой нужных ключей, похитил Змеиный Глаз и, подделав королевский приказ, смылся из страны троллей. И все это ради того, чтобы Зигмунд потерял Камень, едва тот оказался в Кронвейре.

Годы, проведенные в Цитадели Мудрых, тоже вспомнились, вызвав в Эммануиле всплеск забытых было и малоприятных ощущений. Сколького мог бы достичь темнокожий колдун, займись он захватом Эйлории самостоятельно. А вместо этого он нанялся к Зигмунду и потратил уйму времени, чтобы теперь топать по затхлой пещере и сокрушаться о многочисленных просчетах короля. Самое обидное, по мнению Эммануила, состояло в том, что, когда Владыка Мурляндии расправлялся с собственными родственниками, чтобы занять престол, он не метался в сомнениях, проявляя даже чрезмерную решимость и жестокость. Ведь нужно быть законченным негодяем, чтобы собственного отца закатать в раствор, а потом превратить его в живую лебедку. Братцу тоже досталось за пятерых, и лишь за то, что он посмел влюбиться не в ту девицу. Прежде, зная биографию Зигмунда, Эммануил надеялся, что, когда дойдет до войны, король станет настоящим тираном, явит миру чудовищный лик завоевателя и угнетателя. А на деле Зигмунд оказался сопливым неврастеником, который без конца либо пьет, либо впадает в истерики по любому поводу.

Негодование сменялось воспоминаниями, разбавлялось сожалениями и слегка приправлялось вялыми попытками найти выход из сложившейся ситуации. Вся эта канитель вертелась в голове Эммануила, стучала кровью в висках и периодически сжимала большие черные кулаки. Если бы колдун нес короля вместо орков, он, скорее всего, уже бросил бы Зигмунда на камни, и желательно с большой высоты.