Оно внутри меня

Уля смогла заснуть только глубокой ночью. Перед глазами то и дело всплывало лицо Ахимовой. Этот неописуемый ужас в глазах. Уля до сих пор помнит ту силу, с которой давила на Дашкину шею. Это были тиски самые настоящие. И если бы не Юрий Олегович… Уля закрыла глаза. В мыслях о нём ей становилась как-то спокойно. Она вспомнила, как он прижал её к себе. Она испачкала его рубашку кровью Ахимовой и своими слезами. В его объятиях было.… Как в объятиях отца.… Да.

***

Серая, но современная, нашпигованная новомодными технологиями, палата размещалась на третьем этаже. Посреди стены одно цельное огромное пластиковое окно с видом на город. Вдоль другой стены – небольшая заправленная койка с матрацем вставленный в клеёнчатый мешок. Уля уже успела заправить постель своим постельным бельём. Мама привезла её ранним утром, а сама отправилась на работу. Хотя Уля видела с каким усилием воли, она оставляет дочь в больничных стенах, пообещав обязательно заехать вечером.

Вот уже два часа Уля сидела на койке, прислонившись спиной к стене, и слушала звуки гробовой тишины, ожидая чего-то или кого-то. Филипп Рабинович заглянул в палату единожды, когда на часах уже перевалило за полдень. Он убедился, что пациентка поступила и ушёл. Улю покормили остывшим безвкусным лапшичным супом, рыбной котлетой и картофельным пюре. В три тридцать позвонил Игорь (как раз в это время в школе шла большая перемена).

– Ты чего заболела, что ли?

– Типа того.… Приходи проведать… – мусоля руками футболку, предложила Уля.

– Хорошо. Ты мне только адрес эсэмэской вышли.

– Замётано.

– Тебе чего-нибудь купить?

– Да не, всё есть, – она посмотрела на тумбу, на которой всё свободное место занял большой неразобранный пакет с продуктами. Мамина забота.

Когда Уле наскучило торчать в палате, она осторожно вышла в пустой мрачный коридор. Посмотрела влево-вправо. Ни одной живой души. Она словно в этом жутком месте совершенно одна. Прочла на двери своей палаты: «Временное размещение больных с диагнозами РНК, Пролитофорбии, мозговых дисфункций, Клардонеурбии, генной мутацией»*. Уля удивленно таращилась на табличку и задавалась вопросом, какой диагноз у неё из всех перечисленных? Может быть генная мутация?

– Мне особенно нравится Клардонеурбия.

Уля подпрыгнула от неожиданности, обернулась и увидела перед собой высокого парня. Весьма симпатичного, как она позже оценила.

– Извини. Я тебя напугал? Я из соседней палаты, – он протянул вперёд руку – Меня зовут Феликс. А тебя как? – он улыбнулся и на щеках появились притягательные ямочки. Но что-то в нём было не так.

– Ульяна, – неуверенно промямлила она и в ответ пожала руку.

– Ты из этой палаты? – после рукопожатия он завёл руки за спину.

– Ага, – Уля обратила внимание на предплечье Феликса. На нём туго замотана марлевая повязка.

– А почему тебя положили сюда? – поинтересовался он и двинулся вперёд. Уля тоже направилась вслед за ним.

– Что-то с костями, – не вдаваясь в подробности, пояснила она.

– Понятно. А у меня… – он посмотрел на неё через плечо с какой-то странной улыбкой, – Ты, наверное, испугаешься. Не стану тебе говорить.

– Поверь, я не из пугливых, – заверила Уля, пытаясь понять, что же с его внешностью не так.

– А ты будешь потом со мной общаться? – этот вопрос показался Ульяне, каким-то детским.

– Конечно, тем более что похоже мы здесь совсем одни, – уверенно произнесла она.

Феликс резко затормозил, и Уля чуть не врезалась в его спину.

– У меня два мозга.

Уля обошла его спереди. Блин, у него и впрямь голова чуть больше, чем у других людей. Вот что ей показалось странным. Его голова. Плюс ещё кудрявая шевелюра. Но размеры не так бросаются в глаза, когда видишь его прекрасное лицо.

– Два мозга? – против своей воли она улыбнулась, но совершенно по-доброму.

– Ну вот, тебе смешно, – огорчённо произнёс он.

– Прости, я не специально, – она заставила себя прекратить улыбаться и заговорила уже более серьёзно, – Это… так необычно… Значит, ты должен быть очень умным. Ты прям, как Люди-икс.

– Не совсем. Работает только один мозг, а второй как бы спит. Врачи хотят попытаться его разбудить и посмотреть, что будет происходить. Родаки ещё думают соглашаться на процедуру или нет, – на вид ему было лет восемнадцать-девятнадцать, но разговаривал он, словно ему – тринадцать или ещё меньше.

Их беседу нарушил посторонний звук. Уля обернулась и увидела свою маму и медсестру, которая ещё утром помогала ей устроиться в палате. Когда Уля собралась представить Феликса маме, то обнаружила, что рядом его нет. Видимо незаметно юркнул в свою палату.

Мама пробыла до девяти. Они поговорили о том, что случилось вчера в школе. Лиза заверила дочь, что с Ахимовой всё в порядке и её мама жаловаться не станет. Кажется её мать, и сама в курсе о гадком характере своей дочери. Поэтому не удивилась, когда случилось то, что случилось.

Медсестре пришлось несколько раз заходить в палату и напоминать, что посещение уже давно закончилось. Перед уходом мама снова плакала.

ХХ