«Боялся?» – хором подумали все. Чтобы тот, кто питается чужим страхом и превращается в тварей, которых не встретишь в самом страшном ночном кошмаре, боялся? Уму не постижимо. Прежде монстр никогда не признавал этого. Ему было грустно, противно, он ненавидел, радовался, страдал, но никогда речь не заходила о страхе. По сути, как тот, кто сам является воплощением кошмаров, может испытывать это чувство? Абсурд, да и только. Но Пеннивайз говорил на полном серьезе. Так он разговаривал всего два раза в жизни: после смерти Миссис Харис и когда уходил от них три месяца назад. Не было ни усмешки, ни сарказма.
— Что ты имеешь в виду? – подал голос Ричи.
— Я боялся, что как только вы узнаете об этом... нам придётся попрощаться.
— Хватит тянуть, мой друг. – встал Черепаха. — Раз уж ты впутал этих детей в это, тебе и нести ответственность за всю ту ложь...
— Я НЕ ВРАЛ! – прорычал клоун. Рык эхом разнесся по коллектору, медленно растворяясь в воздухе. Дети, уже привыкшие к таким закидонам, не шелохнулись, терпеливо смотря на него в ожидании пояснения. — Я просто оттягивал. Оттягивал момент. Но слишком поздно понял, что времени у меня не осталось. Но ты...
Он поднял взгляд на Матурина. Черепаха стоял со своим обычным выражением лица, держа руки в карманах и опустив плечи, словно он просто на прогулке решил постоять в тени под деревом. И Пеннивайза это бесило. Никогда прежде он так сильно не ненавидел свою противоположность. Клоун был готов голыми руками стереть его с лица вселенной. Единственное, что останавливало его — отсутствие сил. Их едва хватало на то, чтобы говорить и держаться на ногах, и то при поддержке Денбро.
— Ты злишься на меня за то, что я открыл им правду? – поднял правую бровь голубоволосый.
— Я зол, потому что ты повернул это всё против меня! Ты словно знал, что так всё и будет! Как будто изначально это спланировал! – не унимался клоун .