Эдди пустился бежать что было сил. До освещенных ворот было уже близко. Он увидел, как у фонаря вьется рой ночных бабочек. Впереди проехал грузовик, водитель гнал в гору, не обращая ни на что внимания. В страхе и отчаянии у Эдди мелькнула мысль, что шофер, вероятно, пьет кофе из бумажного стаканчика и слушает по радио песенку Бадди Холли — что называется, в ус не дует, что творится рядом. Ему и невдомек, что в каких-то двухстах ярдах от него бежит мальчик, которого секунд через двадцать настигнет смерть.
Его обдало вонью. Этот запах обволакивал.
Но Эдди не добежал — запнулся о скамейку. Какие-то ребята, видно, еще вечером сбили эту скамейку: торопились поспеть домой до начала комендантского часа. Скамейка торчала из травы на два-три дюйма; покрашенная в зеленый цвет, она была почти невидимой в сумрачном парке. Эдди ударился о нее голенью, и его пронзила боль. Ноги подкосились, и он упал.
Эдди обернулся и увидел, что к нему несется преследователь — существо с белыми, как облупленное яйцо, глазами, в чешуе цвета морских водорослей. На одутловатой шее ходили ходуном жабры. Отверстые щеки открывались и закрывались.
И, высунув язык, пополз прочь, цепляясь руками за травянистые кочки.
Через секунду ороговелые руки вцепились ему в горло, от них разило тухлой рыбой. Хриплые крики Эдди смолкли. Монстр повернул его лицом к себе, высунувшиеся из пальцев когти оставили на шее мальчика четкие кровавые линии. Эдди оторопело смотрел в белесые глаза с тусклыми огоньками в зрачках. Он ощутил перепонки между пальцами, которые сдавили ему горло, точно жгутом. Обезумевший от ужаса взгляд Эдди заметил плавник, похожий на петушиный гребень, на широкой скошенной голове. Руки еще сильнее сдавили ему горло, Эдди стал задыхаться и заметил только, как белесый фонарь у входа подернулся зеленоватой дымкой, его заслонил полупрозрачный плавник на голове.
— Не может быть, не может быть, — прохрипел Эдди, но уже заволакивала мгла, и в сознании Эдди смутно мелькнуло: может, чудовище — это не сон. Оно и впрямь душит.
И все же до последнего момента рассудок сопротивлялся. Но вот когти вонзились в мягкую ребячью шею, из сонной артерии хлынула кровь, и стало совсем небольно. Кровь брызнула на чешую рептилии. Руки Эдди шарили по спине чудовища, точно ища застежку «молнии». Они упали только тогда, когда рептилия с довольным урчанием отгрызла ему голову.
И когда образ этого существа начал стираться в сознании Эдди, он принял какую-то иную форму.
4
В первый день летних каникул Майкл Хэнлон проснулся на рассвете; ему снились кошмары. Заря едва занималась, земля была окутана плотным туманом. Он разойдется часов в восемь, и только тогда проглянет летнее солнце.
Но до восьми еще далеко. Пока за окном серым-серо, лишь кое-где неяркие отсветы: кажется, что по ковру крадется кошка.
Майк, в тенниске, вельветовых брюках и кедах, спустился на кухню, съел тарелку оладьев (ему не нравились оладьи, но родители в награду за его терпение обещали ему подарок), сел на велосипед и поехал в центр, стараясь держаться тротуаров: туман неузнаваемо преобразил город, обыкновенные пожарные гидранты и дорожные знаки стали таинственными — страшными и немного зловещими. Слышно было, как проезжали машины, но в тумане их было не видно, и к тому же акустика, как нередко случается в тумане, была такова, что невозможно было разобрать, близко или далеко машины, пока они не выныривали из тумана прозрачными нимбами фар.
Майк повернул направо, на Джексон-стрит, в объезд, и через Пламер-лейн выехал на Мейн-стрит. Во время этого непродолжительного обходного маневра он миновал короткий переулок, где впоследствии в зрелые годы ему суждено будет жить. Майк не смотрел на этот дом — небольшое двухэтажное здание с гаражом и небольшим газоном. Оно ничем бы не привлекло юного Майка-велосипедиста, а между тем со временем большую часть своей жизни он будет его единственным владельцем и хозяином.
На Мейн-стрит он повернул направо и взял курс в сторону Бэсси-парка. Он ехал без цели, наслаждаясь тишиной раннего утра. Въехав в главные ворота, Майк спешился, поставил велосипед на тормоз и направился к Каналу. По-прежнему он не преследовал никаких особенных целей — просто ему взбрело в голову, что кошмарный сон имеет некоторое отношение к его маршруту. Майк даже не помнил свой сон — помнил только, что кошмарные сновидения то и дело смешивались, а в пять утра он проснулся в холодном поту, объятый дрожью, и первое, что пришло на ум: надо позавтракать на скорую руку и поехать на велосипеде в центр.
Здесь, в Бэсси-парке, среди еще не рассеявшегося тумана, стоял какой-то неприятный запах: соленый и гнилостный запах моря. Майк и раньше улавливал этот запах. На рассвете, когда стоял туман, в Дерри пахло океаном, хотя до него было миль сорок. Но сегодня утром пахло особенно остро. Почти угрожающе.