Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

По мере того как волна росла, страх все более овладевал королем и королевой. Мирабо повторял, что для них одно спасение – удалиться из Парижа. Наконец, в мае 1790 года они решились-таки вступить в тайный союз с ним. Из Бельгии выписали Ламарка и через него сделали Мирабо предложение не только заплатить все его долги, равнявшиеся 208 тысячам франков, но также платить ему ежемесячно по 6 тысяч франков и на содержание письмоводителя 300 франков. Сверх того Ламарку вручили миллион франков с тем, чтобы по окончании заседаний Национального собрания передать их Мирабо, если король будет им доволен. Граф был в восторге, он завел себе лошадей, кучеров, лакеев, стал задавать пиры. Но при первой его попытке отстоять интересы короля появилась брошюра о великой измене Мирабо; народ кричал: “На виселицу его!”, Марат пускал в него ядовитые стрелы.

Между Англией и Испанией произошел разрыв, министерство сочло нужным стать на сторону Испании, сделано было распоряжение о вооружении флота. По этому случаю в Национальном собрании возбужден был вопрос о том, кому должно принадлежать право объявлять войну и заключать мир. Восемь дней в собрании происходила ожесточенная борьба, которая взволновала всю страну. Ораторы якобинского клуба хотели предоставить это право народу и его представителям, а короля сделать исключительно исполнителем народной воли. Мирабо намеревался оставить это право исключительно за королем, но вызвал этим такое негодование, что должен был отступиться от своего намерения и даже исказить в печати смысл своей первой речи. Правильного решения этого вопроса не было, так как Национальное собрание само помешало созданию министерства из своей среды. Только министры из среды собрания могли бы направлять внешнюю политику согласно с желанием общества. Раз этого нет, отношения неизбежно делаются уродливыми, если общество и законодательное собрание захотят сохранить свою самостоятельность и не станут покоряться министерству. Независимые от собрания министры могут всегда направлять иностранную политику так, что народу останется только повиноваться их воле. Собрание установило совместное действие короля и народных представителей, но это решение создало только новый повод, побуждавший народ принимать все более и более грозное положение, чтобы принуждать и короля, и министров покоряться своей воле.

Наиболее сильным казался в это время Лафайет. Средства, которые Мирабо получал от короля, были ничтожны сравнительно с теми, которыми располагал Лафайет. Чтобы приобрести эти средства, Мирабо должен был отречься от своего прошлого; ему приходилось провозглашать себя убежденным монархистом. Лафайету ни от чего не приходилось отрекаться: он сохранил вполне и свою независимость, и чистоту. Мирабо тщетно заискивал перед ним. Лафайет считал его ничтожным и союз с ним совершенно для себя излишним. Мирабо возненавидел его жгучей ненавистью и указывал на него королю как на самого опасного врага. В этом было немало близорукости и ослепления. Правда, Лафайет мог играть первую роль на празднике народной федерации, а Мирабо являлся на нем представителем только от того клуба 1789 года, который он тщетно старался противопоставить якобинцам; но величие его было уже более декоративным, чем действительным. Сила переходила совсем в другие руки, он не умел заметить этого и парализовать вражду к себе.

Чтобы спастись от Лафайета, Мирабо советовал королю удалиться в Фонтенбло и окружить себя там преданными войсками; но преданного войска не было более: войско находилось во власти клубов, а не в руках своего начальства. В этом случае Мирабо показал такую же недальновидность, как впоследствии Лафайет. Жажда сблизиться с королем и королевой продолжала расти в нем, но каждый шаг вперед по этому пути наносил удар его популярности. Он торжествовал, когда устроилось тайное свидание между ним и королевской четой, но тайна открылась и вызвала новый крик об измене Мирабо. Тайна этой связи была очень вредна для короля, так как приучала народ смотреть на него как на крамольника, а на связь с ним как на измену народу.

В Национальном собрании Мирабо мог еще достигать успехов, но эти успехи роняли авторитет собрания. 19 июля 1790 года собрание отменило дворянство и все титулы, – граф Мирабо превратился в Рикети. Постановление было вполне в духе прежнего демагога Мирабо; но Мирабо, преданный слуга короля, брюзжал против него.