Крайне типично для революционного времени положение Мирабо: он действует то в пользу консерваторов, то в пользу радикалов, сближается то с теми, то с другими, в сущности же всех их одинаково ненавидит, причем все одинаково считают его изменником и за ненависть платят ему еще более жгучей ненавистью. В это же время случился с ним другой типический анекдот. Аристократ Кастри ранил на дуэли якобинца Ласкета, за что народ разнес его дом. Консерватор Малуэ уступил Мирабо свою очередь с тем, чтобы он за это дело пустил стрелу в Лафайета. Когда Мирабо вошел на трибуну, аристократы встретили его такими оскорблениями, что он внезапно переменил фронт и произнес одну из самых зажигательных своих речей, возбуждая общество против контрреволюционеров. Рядом с этим Мирабо в интригах своих против Лафайета дошел до того, что уверял королеву, будто Лафайет старается воскресить знаменитое дело об ожерелье, обвинить королеву в прелюбодеянии и достигнуть развода между ею и королем. За напоминание об этой истории королева должна была одинаково возненавидеть обоих, и все-таки Лафайет опять одолел. Когда Дантон явился в законодательное собрание во главе депутации от 48 секций Парижа и требовал удаления министров, король должен был повиноваться, но в составлении нового министерства он руководствовался советами Лафайета; в нем не было ни одного человека, который мог бы служить посредником между Мирабо и королем.
Глава XII
Король и королева так возненавидели Мирабо, что намеревались даже лишить его денежных пособий. Ультрамонтанская часть духовенства протестовала против распоряжений Национального собрания, касавшихся организации церкви. 27 ноября 1790 года Мирабо произнес речь, в которой заявлял, что ему приходится защищать католическую церковь против ее служителей; он проводил идею, о которой мы уже говорили и которая должна была превратить духовенство в государственных чиновников. Тут яснее всего обличался весь тот великий вред, который приносит обществу организация католического духовенства. Избрание духовенства верующими, исключительная его зависимость от них, вытекающая из свободы совести, имели в то время много приверженцев, но влияние коренной католической идеи было еще так сильно, что Мирабо мог лишь слегка коснуться этого воззрения. Вся его речь направлена была против ультрамонтанского духовенства и в пользу патриотического. Уже и то казалось большим выигрышем, если духовенство, совершенно независимое от народа и назначаемое иностранным государем, то есть папою, заменится хотя отчасти избираемым и вынуждено будет уважать учреждения своей страны, а не возбуждать против них народ. Французские короли сами не раз боролись с ультрамонтанством; по-видимому, в речи Мирабо не было ничего такого, что должно было вызвать гнев короля. Однако же оказалось, что и король, и королева до такой степени находились под влиянием ультрамонтанского духовенства, что именно эта речь вызвала в них мысль о разрыве.
Но если с этой стороны над ним подымалась гроза, то с другой у него неожиданно создалась связь с одним из министров. Из прежнего министерства портфель удержал только Монморен; когда-то он был врагом Мирабо, но теперь чувствовал себя одиноким и для своей поддержки вступил с оратором в тайный союз. Цель союза заключалась в том, чтобы низвергнуть не только Лафайета и его сторонников, но все Национальное собрание, и усилить власть короля.