Люди, кажется, этого не ощущали. Или ощущали, но не так. Артур по-прежнему жал руки, Джиневра по-прежнему улыбалась. Но что-то все равно изменилось.
Мирддин постарался сконцентрироваться. Через некоторое время ему удалось вычленить паттерн.
Люди снаружи, на улицах, смотрели на Артура и Джиневру, как болельщики на футбольную команду. Или на всеобщих родственников. У зрителей были те же интонации, с какими обсуждали соседей в Кармартене — а наш-то... а наша-то... Отчасти в них звучала гордость, отчасти — снисходительность.
Люди внутри, в госпитале, смотрели на Артура и Джиневру умоляюще и требовательно.
Мирддин не знал, как к этому относиться. Где-то внутри надрывался тревожный зуммер.
По меркам Авалона это было... еще не преступление, нет, но вопиющее нарушение техники безопасности. Сама система вертикальных связей, построенная на неравенстве, на этих обожающих взглядах, на этих рассыпаемых в разные стороны королевственных улыбках.
Это было... это было противоестественно.
Джиневра присела рядом с очередной кроватью, расправила шуршащие юбки и завела разговор с очередным пациентом.
Мирддин проверил комм.
Там, где они прошли, наблюдалось оживление.
Люди болтали, смеялись, обсуждали происходящее. Им не становилось хуже.
Джиневра, шелестя шелковыми складками и скорчив старательную гримаску, давала автограф на гипсе. Человек, примостив руку на тумбочке среди всякой мелочи, следил за этим, стараясь не дышать.
Что-то я не учитываю, подумал Мирддин. Чего я не учитываю?
Артур проследил направление его взгляда, ухмыльнулся, и ткнул Мирддина локтем в бок:
— Богиня, а?
Картинка сложилась.
— Да, — максимально нейтральным тоном ответил Мирддин. — Очень подходящий термин.
Когда делегация завершила тур по этажу, наступил небольшой перерыв. Артур и Джиневра вышли на балкон над больничным садом, Мирддин скользнул за ними.
Джиневра, опираясь на Артура, стояла на одной ноге и, чуть покачиваясь, недовольно рассматривала пятку. Артур поддерживал ее под локоть и лучился сочувствием. Мирддин воспользовался паузой.
— Ты осознанно заставляешь людей себе поклоняться?
Джиневра вздрогнула и потеряла равновесие. Артуру пришлось ее подхватить. Некоторое время ушло на то, чтоб он поставил ее на место. Мирддин повторил фразу. Джиневра уставилась на Мирддина так, будто с ней заговорила вешалка.
Артур откровенно забавлялся ситуацией.
— Знакомься — Мерлин, — пояснил он. — С соблюдением человеческих обычаев у него по-прежнему не очень, но делать комплименты он уже наловчился.
— Это не комплимент, — ровно пояснил Мирддин. — Это вопрос. Да или нет?
Джиневра недоумевающе оглянулась на Артура. Артур нахмурился. Мирддин начал объяснять.
— Ты подходишь, садишься, следя за тем, чтобы твои глаза находились на одном уровне с собеседником. Расспрашиваешь. В ключевой момент разговора подаешься вперед и касаешься. Запечатлеваешь на себя. Ты специально это делаешь?
— Я разговариваю с людьми так, чтобы они поняли, что они важны! — Она помолчала, накручивая на палец белокурый локон. — Но да, меня так учили.
Она нашарила туфлю, наклонилась, поправляя задник, и бросила на Мирддина раздраженный взгляд исподлобья.
— Кто учил?
Джиневра выпрямилась и скрестила руки на груди.
— Мама. Она всегда так делала.
— Как ты выбираешь тех, к кому подходишь?
— Это что, допрос?
Артур погладил ее по плечу:
— Ответь, пожалуйста.
Джиневра потеребила нитку жемчуга на шее.
— Когда люди уязвимы, они... более открытые. Более настоящие. Это меня трогает.
Потрясающе, кисло подумал Мирддин. Он повернулся к Артуру.
— У всех, к кому она подходила сегодня, были атрибуты культа Помоны в личных вещах. Изображения, лампады. Символика. Это и есть наиболее целевой для таких культов сегмент — уязвимые люди, которым нужно утешение.
Артур подобрался.
— Стоит ждать Помону опять?
— Ее саму — нет, — сказал Мирддин. — Но кто-нибудь может попытаться занять ее место. — Он прикусил губу. Ему пришла в голову мысль. — Собственно, то, что вы делаете, может быть важнее, чем кажется. Нужно взять символику Помоны и наполнить ее новым содержанием. Это стандартный прием, который всегда использовался при борьбе за паству и при поглощении одного культа другим. Ключевой образ культа Помоны — женщина, которая является больным и приносит утешение. Если поставить ассоциацию с Джиневрой — этой лакуной больше не сможет никто воспользоваться. У образа появится реальное, а не иллюзорное содержание. Им нельзя будет злоупотребить.
Артур и Джиневра переглянулись.
— Тогда продолжаем по графику, — подытожил Артур. — Мерлин, еще предложения?
— В городе есть другие госпитали? В них, скорее всего, творится то же самое.
Артур чуть нахмурился:
— Есть хоспис. Мы туда не планировали, но... — он повернулся к Джиневре. — Ты как?
— Хоспис так хоспис, — сказала Джиневра. — Но, — она принялась поправлять платок, художественно торчащий у Артура из нагрудного кармана, — с тебя день. Полностью. Никакого Пеллинора, никаких военных, никакой прессы, никаких, — Джиневра слегка потрясла Артура за галстук, — выскакивающих из углов советников.
Артур ухмыльнулся: