Онтология лжи

Итак, мы утверждаем нечто очевидное: в мире присутствует ложь. Мы обнаруживаем ее как ближайшую феноменологическую данность в первом же шаге рефлексии.[26] Ложь не то чтобы вплетена в ткань «слишком человеческого» — она и есть эта ткань, материя практического разума. Коммуникация двух разумных существ человеческого типа по сути своей есть обмен обманом. И необходимая для вступления в коммуникацию разность наличного («Общение двух абсолютно тождественных устройств бесполезно», — говорит Ю. Лотман) может быть описана как степень искажения эталона (неважно какого — «истины» или «нуля»^ Структуры человеческой коммуникации поддаются рассмотрению в терминах работы ткацкого станка — если принять во внимание, как и какую материю он производит. Привод машины, в свою очередь, запускается энергетикой обмана, водоворотом, образующимся в круге всеобщей аферистики. Но мы не будем сейчас вдаваться в подробности процесса прядения нитей, сплетающихся в «покрывало майи», в ткань повседневности (гегелевский Weltlauf). Попробуем просто всмотреться в факт присутствия лжи в мире. Среди следствий, вытекающих из этого факта, мы обнаружим многое, для чего первым делом необходимо выйти за пределы ограничивающей этической оппозиции «истина — ложь», где члены оппозиции жестко отождествляются с полюсами другой дихотомии: «добро — зло». Акт трансцендирования, или высвобождающей рефлексии, словно предоставляет смотровую площадку, с которой отчетливо видны дела лжи, все многоцветье ее модусов — от самых примитивных, где ложь изобличена и тем самым приручена (выдернута из круга перевоплощений), до наиболее отдаленных порождений лжи, таких как вежливость, тактичность, искусство.

В том, что культура есть производная лжи, сходятся такие разные мыслители, как Ницше и Толстой, Геббель и Уайльд. Да, производная! Только не первая производная — ей предшествует то, что можно назвать онтологией и космологией лжи.

Писательница И. Полянская, размышляя об обычном базаре, где на прилавках красуются овощи, накачанные нитратами, и царит закон обсчета и обмера, высказывает удивительно глубокую мысль: «И я, и небо, и помидор, мы лжем — не нитраты сжигают плод изнутри, а все та же немилосердная ложь, прожорливая, как трупный червь. Люди думают, что это они ее изобрели, что они ею воспользуются, вот встанут как следует на ноги, сядут на престол, а потом прогонят ее во имя детей — но на самом-то деле это она изобрела их, она их вылепила и уже не отпустит».[27]

По своей предельности данное заявление перекликается с другим, восходящим к Аристотелю и противоположным по смыслу: ложь не существует, она есть род небытия, отрицающий сущее и не имеющий иной опоры, кроме как в отрицаемом.

Как соединить аристотелевское, вообще чисто логическое понимание лжи с очевидной интуицией ее предшествия порядку сущего и тем более разуму? Чтобы решить эту коллизию, попытаемся обратиться не к феноменологии, а к космологическим версиям.

Место лжи — это место провала в субстанциональности сущего, пропасть, через которую не может пройти ни одна каузальная связь. Ложь — излишек Бытия. Ее среда — это невидимое Богу. Именно в этом смысле со времен Платона ложь понималась как небытие. Ведь она — вне замысла, вне сферы эйдосов. Онтологически ложь есть эпифеномен Большого Взрыва, слышимость содрогания, испытываемого материей, когда ее пронизывает Дух в творческом акте, или эхо-эффект творения. Поэтому миражное квазипространство лжи, т. е. отзвука и отблеска, могло быть изъято из Бытия без малейшего ущерба — ничего не менялось. Но не менялось лишь до тех пор, пока не появилось устройство, способное считывать морок, реагировать на отсвет (reflexio), пока не появился утилизатор миражей — человеческий разум.

С этого момента и начинается «обморок бытия» (М. Хайдеггер), или «недуг божества» (так еще раньше обозначил ситуацию Ф. Геббель). Вглядимся пристальнее в космологическое начало лжи. Здесь, в своем истоке ложь ничуть не похожа на привычный обман, не похожа она и на аквариумную рыбку, на яркий нитратный фальсифицированный помидор. У лжи на первой стадии еще нет не только этического измерения, но даже и субъекта, лжеца. (Точно так же, если представить себе эволюцию нечисти, то появление Вия можно отнести лишь к самым последним этапам.)