Онтология лжи

Сравним два высказывая: 1) «Мне хочется истины» и 2) «Мне хочется поговорить». Очевидно, за вторым высказыванием следует признать большую достоверность, более непосредственную манифестацию хотения. При этом нас не должен смущать пафос первого утверждения, так сказать, пыл поборника истины и громогласность его стремления к истине — именно громогласностью провозглашения компенсируется нехватка непосредственной очевидности. Поэтому призыв к истине неизменно имеет форму заклинания, а обличение лжи — форму проклятия. Эмоциональный накал подобных обличений и провозглашений есть нечто в высшей степени загадочное. Для него имеется единственное объяснение, а именно: Для" нормально работающего сознания истина представляет собой некую крайность, или эксцесс. Поэтому для ее установления (продуцирования) требуется мобилизация всех наличных ресурсов практического разума, в частности требуется модальность императива. Кантовский категорический императив конституирует именно эту сторону практического разума, заменяя ассерторическое «хочу» аподиктическим «хочу хотеть». Какая-либо меньшая требовательность по отношению к истине недопустима. Ведь если даже неустанные воззвания к истине приводят лишь к ее очаговому, спорадическому присутствию в структурах и установлениях человеческого, то снижение модальности чревато полным погружение в фоновый режим работы сознания.

Стало быть, первое высказывание (взятое как максима воли) примыкает к законодательству чистого практического разума. Для второго высказывания аподиктическая форма представляется излишней, но лишь потому, что в его основе лежит иной тип законодательствования, иной способ обязывания, где правит не провозглашаемое, а подразумеваемое. . Желание погрузиться в стихийную импровизацию мысли, в Weltlauf, т. е. всласть поболтать, минуя репрессивную инстанцию истины, соответствия слова и дела, не провозглашается и далее не имеется в виду. Оно, скорее, «имеется в невидимости», в укрытии, откуда, тем не менее, эффективно вершит дискурс повседневности. Так что на каждое мгновение (момент) истины приходится целая эпоха болтовни,,

6

Бог не может испытывать страдательных состояний, не может реагировать на отсвет. Ложь (сфера миража, рефлексии) есть то, что невидимо Богу. Потому она и «не существует» в самом абсолютном смысле — не существует до тех пор, пока не появится устройство, способное считывать «морок», проходить через миражные, несуществующие измерения мира, не сдвигая сущее со своих мест. Это уникальное место мест в раскладке Вселенной — место субъекта.

Но для нас важны ситуации, когда человеческий тип решений не годится, когда недопустима сама возможность двойственности, т. е. возможность иметь в виду нечто иное, чем то, что визуализируется непосредственно. В таких ситуациях используется процедура жребия, наглухо экранирующая возможность видения сквозь — в этом смысле повязка на глазах древнегреческой богини правосудия Фемиды уместна как живая видеологическая метафора.

Сюда же относится голубь (попугай), вытаскивающий «билетики судьбы», или невинный («невинный» в данном случае как раз и означает «не видящий лишнего», ничего не имеющий в виду) ребенок, достающий шарики с номерами выступающих на чемпионате мира команд. Ёще Фрейд обратил внимание на практическую невозможность для человека назвать ряд случайных чисел — рано или поздно обнаруживается мотивировка. Так избыточность сознания препятствует адаптации к стохастическому ряду, доступное голубю оказывается недоступным человеку.

Более того, можно решительно высказать предположение, что при любом прогрессе знания останется тип решений, недоступных «так устроенному сознанию» и одновременно вполне тривиальных для иных возможных миров разумности. Иными словами, жребий принципиально неустраним как точка присутствия абсолютно чужеродного начала в ноосфере. Логос гипотетически бессилен перед властью жребия, перед ним обнаруживается как бы предел дальнодействия «этого сознания», или класс ситуаций, не только недопустимых для лжи (способной вклиниваться в сколь угодно малые зазоры естественного хода вещей), но недоступных при одном только наличии принципиальной способности ко лжи, т. е. того, что как раз и конституирует нормальную психику, гражданскую «вменяемость» человека.

Неудивительно, что «счастливый случай» и божественное Провидение, вообще говоря, непосредственно неотличимы друг от друга для способного ко лжи типа сознания Homo sapiens.

Правда, могут быть аннигиляторы и для сознания, способного солгать, например те же дриблинги. Но специальное защитное применение дриблингов уже предполагает представление о таком сознании, как наше, и, значит, владение хотя бы одним модусом лжи, т. е. способностью солгать.