Читаем Онтология взрыва полностью

Наш опыт позволяет нам с большой достоверностью судить о том, что, несмотря на высокие лингвистические способности каждого конкретного попугая, он не сможет сколько-нибудь реально претендовать на миллион в телеконкурсе эрудитов, а самые талантливые из бобров не смогут представить чертежей своих строительных проектов. Из трех пар одинаковых китайских палочек мы никогда не выложим четырех правильных треугольников на столе, на котором собрались с помощью одной из них пообедать. Зато те же палочки таки дадут нам эти треугольники, если мы построим из них правильную пирамиду. Этот простой опыт показывает, что трехмерное пространство обладает существенно большими возможностями, чем двумерное, а двумерное, вероятно, большими, чем одномерное.

Эвклидова геометрия долго служила модельным образом физического пространства, более того, единообразным геометрическим стандартом для мира всех событий. И при этом его иллюстративная простота позволяла создавать не только доходчивые физические модели, основанные на аксиоматике Галилея-Ньютона, но и обобщенные геометрические образы. Если в традиционной 0-3- мерной эвклидовой геометрии образ метрики имеет вполне наглядный вид, то в высших и неэвклидовых геометриях он требует пристального дедуктивного взгляда. При этом универсальной "внешней" характеристикой метрики остается обладание ею большими или меньшими возможностями.

Уже в связи с этим разбиение Универсума на метрические слои в зависимости от уровня актуальных возможностей внутри них становится обязательным условием архитектуры континуумального мира. Можно также сказать, что в мировом континууме связей реализуется геометрия обобщенного пространства (ОП), состоящего из набора метрик, вложенных друг в друга - так же, как наши обстоятельства вложены в наше Я и при этом включают его в себя. Такое разбиение действительно легко накладывается на боулдингову девятислойную иерархию системных классов. С той существенной разницей, что иерархия Боулдинга выполнена вполне в рамках корпускулярного мышления и фактически независима от образов пространства, метрики и континуума. Такой подход обладает характерным для корпускулярной рациональности набором проблем, который легко комментируется внутри топологических методов анализа. Иначе говоря, сопоставление любого реализованного в рамках корпускулярного мышления спектра системных классов с феноменологической реальностью жизненного мира топологически неразрешимо.

Континуумальное мышление обладает набором новых пространственных возможностей по сравнению с коспускулярным. Оно позволяет, например, вложить друг в друга метрические слои Универсума, причем вложение будет взаимным. Это - существенно новая возможность, которой в корпускулярном мышлении аналогов нет*.

*В двумерном пространстве прокомментировать, например, понятие "взлететь" было бы проблематично.

Для пространств более, чем 3-мерных, их особенные возможности трудно обсуждать вне геометрической мысли. Впрочем, геометрия давно уже ворвалась в нашу жизнь благодаря инженерии обработки информации: ведь каждой операционной среде можно поставить в соответствие свою топологическую архитектуру, и, что фактически отсюда следует - свою метрику.

Операционная среда в информационной инженерии - это готовый образ метрического слоя в континууме (ее, кстати, и называют операционной оболочкой). Реализуемые внутри нее связи вводят ее в рациональный класс континуумов. И кроме того, чем сложнее архитектура этих связей, тем выше ее возможности и, соответственно, выше метрика, характеризующая ее как пространственный объект.

Возвращение предметов: новое имя

Другая существенная проблема корпускулярной рациональности в разбиении на слои классов состоит в том, что связи между такими слоями топологически не реализуемы. Дело тут в том, что вне континуума отсутствует структурная культура связей, предполагающая в качестве своего предельного элемента узлы.

Узлы - это концептуальное отличие образа связей в корпускулярной и континуумальной его версиях. На топологическом языке это значит, что связи в континуумальном мире приобретают свои замыкания.

Получается довольно связная картина: предметы, как мы говорили, обрастают связями, а связи приобретают замыкания.

Постойте!

А эти узлы связей, имеющие такое узнаваемое геометрическое лицо, по совместительству случайно не хорошо ли знакомые нам предметы, исчезнувшие с монитора мировой реальности в результате нашей предварительной онтологической чистки?

Да это они и есть! Они снова засветились перед нами на экране, словно резервная копия удаленного файла, только под другим именем, то есть с другим расширением. Теперь по нему мы можем восстановить и прежний, при этом закрепив между ними процедурную связь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука