Читаем Онтология взрыва полностью

Жизненный мир квантуется не хуже любого другого - на эры, на эпохи, на поколения, на рациональности. Это и всегда было ясно, а в континуумальном мире становится его онтологической данностью. Квантование - это онтологический режим приключений Универсума вообще, и, как приключение, оно воспринимается скорее как вторичное свойство его в качестве континуума. На роль же внутреннего свойства No1 мира-континуума, свойства, ответственного за его метрическую организацию, может претендовать один-единственный универсальный образ. И этот образ должен быть геометрическим, потому что только неограниченная свобода геометрических образов способна вместе с обещанием их математической процедурной определенности нести ответственность за неограниченную сложность мира. Все это подходит к образу, обладающему даже как математическое понятие необычной для представляемой им строгой науки многоликостью и в силу того - необозримым эволюционным потенциалом в качестве очень физически значимой абстракции: это образ устойчивости.

Такая степень онтологического доверия к этому образу на первых порах чистой воды экстраполяция, нуждающаяся в последующем оправдании. Но сразу можно сказать, что а) процедура рационального соответствия его собственной среде обитания не предполагает проблем, б) он в качестве единственного внутреннего принципа, организующего структуру мира, представляет собой идеальный и неулучшаемый минимум.

Устойчивость - кажется, самый размытый из всех математических образов. Трудно найти образ, более подходящий для описания динамических систем (каковой, кстати, является и континуумальный мир) и в то же время обладающий такой понятийной свободой. Это - еще одно обстоятельство, настойчиво подталкивающее взвалить на него всю меру ответственности за метрические приключения континуума.

Слепящая по общематематическим меркам молодость этого образа как нельзя лучше сочетается с образом континуума, тоже, в общем-то, стоящего еще в начале своего пути.

А мы? Стоим ли мы в начале какого-то пути, начиная личную теоретическую жизнь в континуумальном мире? Похоже, что стоим настолько же, насколько стоит в начале взрослой жизни вчерашний ребенок, меняющий свои детские, полные романтизма и умилительного простодушия иллюзии на иллюзии взрослеющего, волею окружающего мира все более извлекаемого из-под обжитого патроната и помещаемого под свою собственную опеку человека. Мы не вызываем свое взросление, также, как, впрочем и саму свою жизнь: они приходят сами по себе. Но нам ничего не остается, как принять их и все, что они с собой несут. Поэтому нам приходится вместе со старыми иллюзиями, с благодарностью или без нее, освобождаться от защиты старых добрых и заботливых богов и самим становиться себе богами.

Сама витальная необходимость требует от нас создавать себе новый Логос, то есть личный, индивидуального пользования Логос, с которым мы могли бы нести личную ответственность за свой жизненный мир теперь, когда мы выходим из старого мира. Трудно надеяться на дальнейшую долгую защиту нас со стороны старых логоцентрических богов - просто потому, что они не приспособлены для нового, в данном случае, континуумального, а потому - децентрического мира, в котором нам предстоит жить. Что же касается того, что новый Логос должен все же быть хоть каким-то боком общим, то, конечно, кроме своей субъективности он должен быть и интерсубъективным, но уж в континуумальном-то мире, как мы выяснили, одно другому не мешает.

Реальность виртуальности

Мир, как и все внутри него, не становится внезапно другим, когда появляется новая онтологическая идея, задающая новый способ нашего мышления (которое, кстати, тоже - своего рода мир) и новое рациональное лицо мира. Нетрудно догадаться, что с точки зрения континуумальной онтологической идеи мир всегда был децентрическим и континуумальным. Но долгое время его успешно обслуживало (обслуживает, впрочем, и сейчас) корпускулярное мышление, простота и доступность которого обеспечивали на протяжении десятков веков рациональную ориентацию человека в мире с достаточной для выживания надежностью. Логоцентризм, заложивший образ объективного мира, был единственно, в общем-то, возможным рациональным основанием старого мышления. Ни при каких других условиях оно не приобрело бы такого положения "стабильной очевидности", как под патронатом вынесенного за пределы мира центрального Логоса.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука