Читаем Онтология взрыва полностью

Но так же, как среди малозаметных препятствий, каких мы с легкостью перешагиваем множество каждый день, иногда, очень редко перед нами встают препятствия, которые становятся сопоставимыми по величине со всей нашей жизнью и требуют от нас напряжения выбора такого, по сравнению с которым многое вокруг нас несет большие потери в своих размерах, однажды для нас наступает время крупной, самой значительной игры, где на карту попадает оправдание нашего присутствия в мире. Эта Большая Игра - время Перемен, которое должно соединить для нас между собой два существенно разных геометрических мира.

Междуметрическое расстояние, разделяющее эти два мира, может быть настолько велико, что перешагивать его приходится нескольким поколениям, и тогда переход может сопровождаться сразу несколькими взрывами, каждый из которых образует для жизненного мира промежуточные геометрические опоры, как камни, которые мы бросаем в ручей, чтобы перейти через него тогда, когда не можем перемахнуть его одним прыжком, как во времена биологических революций промежуточные биологические формы, как строительные леса. Переход от корпускулярного способа воспринимать мир к континуумальному, то есть, переход от корпускулярной эстетики к континуумальной, то есть, переход от корпускулярного мира к континуумальному (потому что актуальный мир таков, каков он в статистической системе своих значимостей) - это скорее всего именно такой долгий переход, и он длится вот уже приблизительно полтора века, если судить по его довольно-таки отчетливым очертаниям.

Для нас этот переход - это Исход в самом что ни есть своем библейском символическом смысле, то есть, путь, отнимающий у нас выбор, совершать его или не совершать, и тем самым оправдывающий все связанные с ним наши жертвоприношения. Это Исход, во время которого нашим коллективным Моисеем были все те, кто что-то прибавляли к образу континуумального мира, ими же, впередсмотрящими маргиналами, и рассмотренному впервые.

Кажется, первым, кто его рассмотрел, был Ницше. Это он, взобравшись на высоту своего маргинального одиночества, крикнул, кажется, не особенно и рассчитывая сразу быть услышанным: "И даже еще ваш атом, господа механики и физики, сколько заблуждения, сколько рудиментарной психологии осталось еще в вашем атоме! - Не говоря уже о "вещи в себе", ужасной непристойности метафизиков! Заблуждение о духе как причине смешать с реальностью! И сделать мерилом реальности! И назвать Богом! - "

Проповедовал Ницше довольно категорически и, чего греха таить, неистовствуя. Но, может быть, ему давало на это право его ночное зрение или та высота, на которой он находился, как давало право Назаретянину его зрение и геометрическое место выгонять из храма покупающих и продающих и обещать разрушение старой веры? Ницше назвал свое время сумерками идолов и объявил, что бог умер. Может быть, старый бог, бог корпускулярной ценростремительной геометрии не так уж умер и к нашему времени, но в открытиях Ницше было столько геометрической тенденции, что она оказалась во всяком случае не дешевле старомодной правды точно взвешенных фактов.

Скорее всего это естественно, но при этом все же и странно, что несмотря на не поддающееся никакому измерению число профессиональных комментаторов Ницше, похоже, даже и 20-го века не хватило, чтобы расслышать геометрическую суть всего, что успел сказать этот неистовый маргинал. Уж он-то сумел рассмотреть даже в свое, уже далекое от нас по своей вещевой и эстетической картине время, какой необъятный материк показался впереди, и как должна геометрически измениться наша жизнь в результате нашего неизбежного исхода на его территорию.

Эйнштейн, который внес несомненно больший, чем Ницше, дискурсивный вклад в технологию континуумального мышления, при этом все же так и не понял, что его ноги ступили на новый материк. Подобно Колумбу, считавшему, что он освоил неизвестную прибрежную зону Индии, то есть, евразийского материка, то есть, Старого Света, Эйнштейн своими программами геометрического децентризма (специальная и общая теории относительности) и пифагореизма (общая теория относительности) по сути дела обслуживал старый корпускулярный мир с его старой, неволновой логикой причинности.

Континуумальный мир, в полном соответствии со своей квантовой природой открывался и открывается нам порциями, предоставляя каждую порцию себя для освоения нескольким поколениям, начиная с фарадеевского. И лишь только Ницше, похоже, сумел сразу, интегрально рассмотреть весь путь нашего исхода, онтологическое содержание которого для него состояло в следующем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука