Оп Олооп

Сутенер просиял. У него не оставалось никаких сомнений. Но было нужно застать Олоопа врасплох, чтобы заставить его признаться. И сутенер безжалостно атаковал.

— Хватит увиливать, Оп Олооп, вы влюблены. Признайтесь уже, не мучьте себя: вы влюблены. Вот причина сегодняшнего ужина: вы влюбились.

Виновник торжества не смог ответить. Он окаменел. От внезапности атаки он похолодел душой и лицом.

Оп Олооп огляделся. На лицах гостей застыл вопрос, они слились в диораму молчаливого ожидания. Он обдумал все еще раз. Собрался и взял себя в руки. И тут же сформулировал ответ, медленно утвердительно кивнув головой.

Пеньяранда встал на ноги и предложил собравшимся тост:

— Я единственный женатый человек из всех вас. И могу заявить, что любовь делает жизнь острее. Выпьем же за Опа Олоопа… и его душистую гвоздику.

— Да здравствует острота!

— Да здравствует!

Аплодисменты и поздравления.

За естественным оживлением наступила пауза. Все внимательно молча смотрели на него.

— Мне больно разочаровывать вас. Я влюблен, но при этом в глубокой печали. И чем больше думаю об этом, тем больше схожу с ума. Это ужасно! Я всегда считал смешным и бесчеловечным тот факт, что только любовь, один из наших инстинктов, делает жизнь полной. Я не могу свыкнуться с этой мыслью. И все же это так. Я знаю по своему опыту, насколько необычные результаты дает попытка преодолеть любовную страсть другой более высокого порядка, например интеллектуальной. Мне до сих пор тяжело об этом вспоминать. И даже мои собственные остроты ранят меня. Потому что, оказавшись в заколдованном кругу, я слышу пифию своего скептицизма. Это ужасно! Сознаюсь, я предчувствую провал. Чудо любви устроило диверсию против моего духа. Я вижу непреодолимые препоны, стальные барьеры, разбивающие шестеренки моего разума и гармоничный механизм моих систем. Это ужасно!

Правая рука выдавала его волнение. Левая, расслабленная, вытянутая на скатерти, просила утешения.

Пеньяранда учтиво поспешил предоставить его:

— Успокойтесь, дорогой друг, успокойтесь! Любовь — это дорожно-транспортное происшествие на дорогах души. Я, как и вы, всегда управлял сердцем с большой осторожностью. Мои brevet[48] были выданы мне опытом, жизнью и книгами. Я вел сердце мастерски, объезжая все проявления безудержных страстей. Но не принимал во внимание неосмотрительности окружающих. Как-то вечером, когда я менее всего этого ожидал, какая-то порывистая душа переехала мои чувства. Это была серьезная авария. Я нажал на гудок, требуя уважать мое одиночество. И почти успел съехать в привычное мне отчаяние. Но меня настиг рок! И мы упали. Меня спасли крылья ангела. Ее — дерево снов. Вызвать полицию? Хм… Последовало долгое разбирательство с оскорблениями и поцелуями. Для разбитого сердца не купишь запчастей. Я потребовал другое сердце. И любовь подарила его мне… С тех самых пор, Оп Олооп, мы живем, компенсируя мои урон и ущерб, в страсти, которая безудержно скользит к смерти с другой душой на соседнем сиденье.

Ивар и Эрик, поначалу сидевшие погруженными в себя, а затем долго перешептывавшиеся между собой, подхватили тему разговора. Бывший капитан вступил первым:

— Инстинкты ведут бой честно. Разум действует тихой сапой. Если бы ты хорошо все обдумал, у тебя не возникло бы таких проблем. Ты сам виноват: слишком веришь в силу разума. Даже поверить сложно, что в твоем возрасте ты сталкиваешься с такими проблемами. К чему тебе твоя так называемая мудрость, если она не может защитить тебя от болезни любви? Потому что любовь подобна крысе в консервной банке. Сначала она радуется добыче. Греет сердце. Но потом начинает шипеть, беситься и отчаянно баламутить дух. Пока наконец, не в силах выбраться, не умирает и не отравляет его навсегда.

— Точно. И душа превращается в ад. Об этом говорила святая Тереза: «inferi sunt ubi foetet et non amantur», «ад — это место, исполненное зловония и лишенное любви».

— …!

— Что вас удивляет? Я — выпускник Марсельского лицея.

— Это как раз неудивительно, а вот то, что вы, сутенер, верите в любовь…

— Разумеется! Я же ее эксплуатирую…

Оп Олооп добродушно скопировал кривые ухмылки окружающих.

Здесь в спор неохотно вступил Ивар:

— Любовь — это общественный вид спорта, регулируемый правилами моды и регламентом отличий…

— Ничего подобного! — парировал Пеньяранда. — Любовь — это бесконечная нежность, теплая лирика, которая начинается с поцелуев и заканчивается слезами. Она нематериальна, но побеждает все, что стоит у нее на пути. Легка, но соединяет в себе жар всех страстей. Молчалива, но вмещает в себя силу всех разговоров. Мы питаем ее. И я верю в ее блеск. Иногда coup de foudre заставляет сердца биться в жарком, неудержимом ритме. Иногда дух человеческий глохнет, ошеломленный переживаниями и страстями. Любовь…

— Любовь!.. Фу!.. Какая пошлость!.. Ик.

— Слаттер, перестаньте!

— Я — ваша жертва… ик. Вы — великий хитрец… ик. Чистый и грязный, как биде… Ик-ик. Я поверил в вашу непорочность… ик. А вы кишите спирохетами… ик-ик.

— Перестаньте, Слаттер!