Опадание листьев

Эрни готов был умереть от счастья. Обладать богиней! Пусть одно мгновение, пусть после этого он превратится в ничто!

– Еще, еще, еще… – стонала Элизабет, вонзая свои острые, как кинжалы и твердые, как сталь ногти в его спину, – еще…

Сладкая волна вселенского счастья родилась внизу живота Эрни, прошла вдоль позвоночника и разорвала неземным светом весь Мир, а в это время зубы Элизабет вгрызались в его горло, чтобы вместе с семенем забрать жизнь.

Выпив всю его кровь, Элизабет высвободилась из-под бездыханного тела, и принялась поедать мясо, ловко орудуя ножом. Она съела все до последнего кусочка, оставив только кишки, волосы, кожу и кости, после чего позвонила прислуге.

– Ванна готова, госпожа, – сообщила, войдя, служанка.

– Хорошо, Маргарет. Убери здесь и приготовь мне что-нибудь надеть.

2

Знаю, что это невозможно, но я помню, как рождался на свет, помню все до мельчайших подробностей, помню как бы со стороны, словно я находился в этот момент рядом или смотрел на экран монитора. Помню, как выглядела моя мать, помню ее имя – Элизабет, помню, как на третий день своего существования я остался один. Мать сбежала из родильного отделения. О моем отце вообще не было никаких сведений.

Меня хотели отправить в приют для таких же, как я никому не нужных младенцев, но буквально в последний момент объявились мои далекие родственники и забрали меня к себе. Надо заметить, что родители относились ко мне хорошо, чего я вряд ли могу сказать о моем братце, который, скорее всего, почувствовал себя обделенным при моем появлении в доме, и всячески старался испортить мне жизнь под видом воспитания и заботы.

Когда мне было лет пять, у меня появилась младшая сестренка, которая круглосуточно орала, словно ее резали. Старший братец к тому времени отвоевал себе право на отдельную комнату, я же с ума сходил от детского крика. Я не мог больше терпеть, и однажды подарил сестренке новые мамины пуговицы: яркие, перламутровые, как раз помещающиеся у нее во рту, куда она тащила все, что попадалось ей под руку. Она принялась вертеть их в руках, что-то радостно агукая, а потом затихла. Когда хватились родители…

Потом стало совсем плохо. Отец от нас ушел, мать запила, братец пропадал неизвестно где, а когда возвращался домой, начинал «учить меня драться», срывая на мне плохое настроение. К тому времени у него уже были серьезные проблемы. Став постарше, он подсел на иглу, и начал все тащить из дома, что не успевала пропивать мать. Единственным моим другом был маленький бездомный щенок, которого я подобрал на улице.

Однажды, вернувшись домой, я застал братца, роющимся в моих вещах.

– Пошел вон, скотина, – закричал на него я.

– Где деньги? – закричал он в ответ. – Я знаю, что у тебя они есть.

– А этого не хотел? – я показал ему средний палец.

Брат был в бешенстве. Ему срочно нужна была доза. Не скрою, я радовался его страданиям. Он принялся осыпать меня матом, угрожал, грозился убить, но старался держаться на расстоянии, так как я к тому времени был сильнее его.

– Убирайся! – я схватил его за шиворот и вышвырнул из комнаты.

И тут ему под руки попался щенок.

– Ну так вот тебе, блядское отродье, получай! – братец схватил его за голову и выдавил ему глаза большими пальцами. Затем он бросил визжащего от боли щенка на пол и несколько раз прыгнул ногами ему на голову. Голова с хрустом лопнула, запачкав мозгами пол и стены.

– Ты!!!!!!! – захлебнувшись яростью, я кинулся на брата. Я ломал ему руки, ноги, топтал его пах, выдавливал глаза, выбивал зубы, а потом схватил кухонный нож и вспорол его мерзкое наркоманское брюхо. Он был все еще жив. Тогда я схватил пачку соли и засыпал его пустые глазницы и живот. Если бы было можно, я бы возрождал его к жизни и убивал, возрождал и убивал…

Истерический крик матери привел меня в чувства. Один удар ножом, и она лежит рядом с братом. Удивительно, но бутылка, которую она принесла с собой, не разбилась, упав на пол. Я вылил весь алкоголь в рот матери, открыл газ и оставил на столе свечу. Через час я покинул город.

3

Я вышел несколько дней назад. Немного денег, которые я припрятал на черный день, приятно оттопыривали карман. На первое время этого должно было хватить, а до потом еще надо дожить. Я закурил сигарету, поднял воротник плаща, чтобы хоть как-то укрыться от сырого промозглого ветра (противная штука осень) и направился к Алексу. Идти было как раз одну сигарету.

– Закрыто, – буркнул Алекс, когда я вломился в пустой бар.

– Глаза оторви от задницы.

– А, Ник! Давненько тебя не было видно.

– Я был на водах. Говорят, помогает от больной совести.

– Тогда рюмочку за счет заведения?

– Вот теперь я вижу, что попал к старому доброму Алексу.

– Пожалуй, я с тобой тоже выпью, – Алекс налил две рюмки, – За тебя.

– Извините, от вас можно позвонить? – от этого голоса меня как будто током шибануло.

– Мама!