Опаленные крылья любви

Ему стало неловко, что она так усердно хвалила сына и, чтобы закончить дальнейший разговор, преподнес ей огромную коробку конфет. Та настолько растерялась, что покраснела до корней волос и запротестовала:

— Спасибо, но это лишнее…

Умар, добродушно улыбаясь, сказал:

— Я от всего сердца. Берите и не стесняйтесь. Вы сейчас для моего сына — мать.

Приближался отпуск, который был намечен на май. Умар пристально следил за событиями, происходящими в Грозном. Как у военного человека у него стало складываться впечатление, что эта война — копия афганской, когда огромная 40-я армия Советского Союза топталась на месте.

Теперь такая же участь постигла и части регулярной российской армии. Складывалось впечатление, что Кремль умышленно избегает полного разгрома дудаевцев, кому-то была выгодна такая затяжная война.

Однажды Умар проводил оперативное совещание, когда раздался телефонный звонок.

— Умар Анварович, из контрразведки полковник Самохин. Вы телевизор смотрите?

— Нет. У меня совещание.

— Советую посмотреть. Русские ракетой Дудаева накрыли.

Умар похолодел.

— Кто-нибудь с ним погиб? — хрипло спросил он.

— Несколько телохранителей.

— Фамилии их знаешь?

— Нет. Вы включите телевизор. Об этом сейчас говорят.

Умар быстро встал, включил телевизор. Полковник Максимов замолчал. Все офицеры заметили, как у генерала побелело лицо. На экране журналист вел репортаж из Грозного. Позади него были видны руины многоэтажных домов. Репортер рассказывал, как точечным ударом ракеты был убит Дудаев и несколько человек из его охраны. Умар с напряжением вслушивался в каждое слово репортера, ждал, когда тот произнесет фамилии погибших из охраны Дудаева. Но тот словно про них забыл.

Присутствующие знали негативное отношение Умара к Дудаеву и были удивлены, что тот так близко принял к сердцу его гибель.

— Все, теперь Чечне конец! — произнес полковник Сатарбаев.

— Наоборот, — отозвался Максимов. — Гибель Дудаева теперь сплотит всех чеченцев, и для Москвы будет труднее покорить Чечню.

Когда совещание закончилось, Умар позвонил начальнику контрразведки полковнику Лукину.

— Александр Филимонович, ты в курсе, что произошло в Чечне?

— Да. Дудаева накрыли.

— А фамилии тех, кто погиб из его охраны, не говорили?

— Нет.

— Александр Филимонович, мой сын возглавлял охрану Дудаева. Я прошу тебя: выясни фамилии погибших.

— Для этого мне понадобится время. Надо выйти на Москву.

— Я буду у себя в кабинете. Звони в любое время.

— Хорошо. Ждите звонка.

Умар положил трубку, некоторое время молча смотрел перед собой, перед его взором появилось окровавленное лицо сына. Тот смотрел на него и звал к себе. Встряхнув головой, отгоняя видение, он встал, подошел к окну. «Аслан, Аслан», — шептали его губы. Он почувствовал, что задыхается, словно кто-то набросил на его шею удавку. Расслабив галстук, он подошел к столу, прямо из графина стал пить воду.

До позднего вечера он сидел у себя в кабинете и ждал звонка от Лукина, но телефон молчал. Шли томительные минуты и часы. Голова от напряжения разболелась. Он лег на диван и неподвижно уставился в потолок. Только под утро раздался телефонный звонок. Умар вздрогнул и со страхом посмотрел на аппарат. Телефон упорно звонил. Переборов страх, Умар поднял трубку. Это был Лукин.

— Он жив? — сразу же спросил Умар.

— Мне очень жаль… Ваш сын погиб вместе с Дудаевым.

Что-то больно кольнуло в сердце. Умар неподвижно уставился в окно.

— Умар Анварович, вы меня слышите?

Он его не слышал, весь мир словно исчез куда-то…

Вечерним рейсом Умар полетел в Минводы. Оттуда на частной машине доехал до отцовского дома.

Войдя во двор, он увидел отца в окружении родственников, в руках у многих было оружие. На веранде с черной. повязкой на голове стояла мать. Та, первая увидев сына, громко крикнула:

— Сынок!

Все разом повернулись к нему, Анвар подошел к сыну, обнял. По его лицу потекли слезы. Впервые в жизни Умар видел, как плачет отец.

— Где он?

— Он у матери.

— Почему не у нас?

— Я его хотел забрать, но нам его не отдали и с позором выставили за дверь.

Умар молча направился к калитке. Позади раздался голос отца:

— Остановись, сынок, если пойдешь, крови не миновать. Аслана уже не вернешь. Пусть сами похоронят.

Он повернулся к отцу.

— Отец, еще ни разу в жизни не было случая, чтобы я ослушался тебя, но сейчас я вынужден поступить по-другому. Аслан носил нашу фамилию, и тело его мы должны вынести с нашего двора.

Анвар понял, что сына не удержать.

— Я пойду с тобой.

— Мы тоже! — раздались голоса.

— Не надо этого делать. Я пойду один.

Но за ним пошли все. Подходя к дому Любы, Умар еще издали увидел множество людей, стоящих на улице. Они молча отступали перед ним. Возле калитки ему преградил дорогу седобородый старик.

— Остановись, сынок. Дай спокойно похоронить его.

Умар молча отстранил старика, открыл калитку. Во дворе плотной стеной стояли родственники Любы. Посреди двора, на носилках, покрытых знаменем Ичкерии, лежал Аслан. Возле него стояла Люба. Увидев Умара, она подняла душераздирающий крик.

— Будь ты проклят! Уходи!