Опаленные крылья любви

Анвар в ожидании сына нервно прохаживался возле машины. Он остановился, поднял голову, посмотрел на звездное небо. «О Аллах, милостивый и милосердный! Пожалей ни в чем не повинное дитя. Лучше возьми мою жизнь!»

Под утро из КПП вышел Умар.

— Врачи сказали, что будет жить. Минут через двадцать за нами пришлют вертолет.

— Где Люба? — спросил отец.

— В доме Тарусиных.

— Ты убил ее?

— Нет. Она сидит в чулане, привязанная к трубе. Я попрошу Асланбека, чтобы он развязал ее… Отец, выслушай меня внимательно. Я знаю, ты будешь возражать, но другого выхода у нас нет. Когда Любины братья узнают, что я с ней сделал, не миновать кровной мести. Сейчас ты поедешь домой, заберешь маму и сразу же вернешься сюда. С собой ничего не берите. Возьмите только документы. Я вас повезу в Москву. Там у меня две квартиры.

— Ты все сказал? — недовольно глядя на него, спросил Анвар.

— Отец…

— Молчать! — резко оборвал Анвар. — Убегать из своего дома, где жили мои предки и где они похоронены? Даже перед лицом смерти я не позволю себе этого… Скажи, что ты с ней сделал?

Опустив голову, Умар старался не смотреть на гневное лицо отца.

— Я жду ответа!

Умар по-прежнему молчал.

— Ты что, оглох?

Умар поднял голову и, глядя прямо отцу в глаза, сказал:

— Я вырвал ей ноздри!

Анвар ладонью шлепнул Умара по шее.

— Надо было ее убить, а не изуверством заниматься!

— Отец, для нее смерть была бы слишком легкой карой.

— Не забывай, из какого ты рода и кто ты есть, и никогда не позволяй себе так низко опускаться. Ты должен был…

— Отец, как прикажешь поступать с волчицей, когда она терзает…

— Не перебивай, когда я разговариваю! Да, она совершила большой грех, и по закону Шариата ты обязан был ее убить…

Умар покорно склонил голову перед отцом, а когда тот замолчал, вновь обратился к нему:

— Отец, прошу тебя: забери маму и поехали со мной. Я не могу оставить вас беззащитными.

Анвар, задетый словами сына, недовольно посмотрел на него и резко сказал:

— Я не беззащитный! Но если мне придется умереть, то только на пороге своего дома. Я не разучился держать оружие в руках и еще в силах защитить очаг своего дома. Ты лучше побереги сына, чтобы змеиный яд вновь не настиг его.

Он прижал к себе Умара.

— Прощай!

— Отец…

Но Анвар молча отстранил его от себя и направился к машине. Не успел он открыть дверцы, как Умар подбежал к нему.

— Отец, я поеду с тобой!

Анвар выпрямился и строго посмотрел на него.

— Аслан у нас был единственной надеждой, он должен был продлить жизнь нашему роду, но его путь на земле оказался коротким. Ты лучше побереги сына и не дай погаснуть очагу нашего рода.

Машина, поднимая пыль, понеслась по полевой дороге. Умар смотрел ей вслед, и как только она скрылась из вида, почувствовал угрызения совести. Перед ним стоял нелегкий выбор: вернуться к полуживому сыну, лежавшему под капельницей, или подставить плечо отцу, чтобы защитить его от кровной мести, которую уже невозможно было остановить.

Умар отошел подальше от КПП, сел на землю, зажав голову руками, готовый зарычать от бессилия, как рычат раненые звери. Перед его взором, кадр за кадром, как в кино, промелькнула прожитая жизнь. Он увидел молодое лицо матери, наклонившееся над ним: ласково улыбаясь, она пела ему колыбельную песню… Сильные руки отца подбросили его высоко в небо: «Сын мой, лети орлом!» Первая любовь, счастливые влюбленные глаза и трепетный поцелуй… Чеканный шаг в парадном строю по Красной площади… Пламя войны Афганистана, разрушенные кишлаки, слезы афганских матерей, окровавленное тело друга и мертвое лицо Наташи…

Он увидел себя орлом, высоко парящим над землей. Ему хотелось подняться все выше и выше к солнцу, чтобы насладиться лучами славы. «Остановись, безумец! — раздался с земли громовой голос. — Ты же опалишь крылья!» В ответ он горделиво окинул взглядом тех, кто внизу, и взметнулся еще выше. Мечтая о славе, он летел к солнцу и не сразу увидел, как пламя охватило его крылья, а когда почувствовал это, с сожалением посмотрел в сторону недосягаемого солнца и, сложив горящие крылья, устремился вниз.

Земля стремительно приближалась. Он увидел острые грани скал и, чтобы избежать падения на них, расправил крылья, но сквозь обгоревшие перья проносился поток воздуха.

— Я же разобьюсь! — крикнул он и в последний момент, избегая столкновения с землей, открыл глаза.

Видение исчезло. Вытирая вспотевшее лицо, Умар глубоко втянул в себя свежесть прохлады утреннего воздуха. Невыносимая тоска одиночества удавкой сдавила шею. Он окинул взглядом далекие горы седого Кавказа.

Из-за горных вершин медленно поднималось кровавое зарево дневного светила.