– У меня были две основные кандидатуры в разработке и элемент возможного риска. Я запросил известные вам материалы и более других заинтересовали две персоны. Во-первых, член Реввоенсовета Георгий Леонидович Пятаков, который затем стал не кем-нибудь, а целым Председателем правления Госбанка СССР. Во-вторых, очень хорошо вам известный Меер Абрамович Трилиссер. Большие подозрения вызывала первая кандидатура. Ну и был маленький шанс, что их обоих просто могли выдвинуть как ложные цели, своего рода страховку.
Я говорил и видел, как все трое слушают, а Петренко – тот, что в штатском – ещё и стенографировал в своём блокноте всё, что мной произносилось. И глубокое удовлетворение на лице Артузова, смешанное с некоторым… страхом? Нет, сСкорее уж предчувствием не самых приятных хлопот. Оно и понятно, ведь одна из названных мной фамилий и была специально подобранным «козлом отпущения». Неудивительно, что следующими словами, произнесёнными главой Иностранного отдела, были:
– Те двое, кого ты застрелил, были из окружения Трилиссера. Ещё один, может двое, ушли.
– Я видел одного, Артур Христианович. Раненого куда-то в бок.
– Ты видел одного, но мог быть ещё один, за рулём автомобиля, – со снисходительной усмешкой поправил меня начальник. – Их сейчас ищут. А Трилиссер уже задержан. Ему многое предстоит объяснить. Старую связь с Блюмкиным и его защиту вплоть до самого расстрела. Встречи с Серебрянским незадолго до вашей поездки к Троцкому «на огонёк», контакты с иными людьми. И деятельность Рабоче-крестьянской инспекции вызывает вопросы, слишком он… накрутил. Раньше это было просто странно, а теперь даже подозрительным не назвать. Заговор! – поднятый вверх указательный палец и глубокомысленное выражение лица чуть было не заставили улыбнуться. Ну-ну. И сразу же полная серьёзность. – Почему Пятаков?
Та-ак. Тут лучше чуток замедлиться, словно бы сразу не понял суть.
– Ну ведь… Если Трилиссер уже задержан, то при чём здесь…
– Сосредоточьтесь, Фомин! Я понимаю, что рана, затем обезболивающие, но попробуйте мыслить на полных оборотах.
– Ах да, простите, – теперь сделать мало-мальски виноватую физиономию. – Нет явного лидера, есть несколько «центров силы».
Артузов кивает, явно будучи довольным восстановлением привычного уровня мышления своего сотрудника, то есть меня, ну а двое чекистов из Секретно-политического тут сейчас явно вместо мебели. Или пишущей машинки плюс свидетелей. Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд.
– Пятаков…
– Конечно, Артур Христианович. Человек, способный быть жёстким, проявлять необходимую жестокость по отношению к врагам, убивать лично и посредством приказов, то есть обладающий нужными качествами характера, – предельная осторожность, Алекс, предельная. Никто не должен понять твоё истинное отношение к этой твари, уничтожавшему всех, не щадившему, ни женщин, ни стариков, вообще никого. – Имелись и связи с Троцким, что неудивительно по причине его нахождения в Реввоенсовете сначала Шестнадцатой, а потом Шестой армии. Всегда был близок к «левой оппозиции».
– Характер и вхождение в РВС не являются поводом для подозрений. Членство в оппозиции и связь с Троцким уже важнее, но… Ты руководствовался иным.
– Конечно, – пробую чуть повернуться, но укол боли показывает, что это не было очень уж хорошей идеей. – Его карьера.
– Что не так с карьерой? Он уверенно двигался вверх, даже был Председателем Госбанка, а сейчас тоже на значимом посту.
Скептически улыбаюсь. Артузов сам сказал то, что требовалось мне надо лишь чуточку заострить внимание на акцентах сказанного.
– То-то и оно, Артур Христианович! Он рвался вверх, делая шаг за шагом, потом добился очень значимого поста Председателя Госбанка, а потом… Сначала отстранение от должности. Потом назначение всего лишь заместителем председателя Высшего совета народного хозяйства. Очень значительное понижение. Такой человек мог затаить злобу.
– Обиду?
– Нет, именно злобу, – настоял на своём я. – Обида бывает у таких как Смирнов, Преображенский, даже Рютин. Тут именно злоба! Человек ещё в двадцатом году в полной мере ощутил вкус ВЛАСТИ. А потом изо всех сил шёл к ней и стал очень важной частью советской власти. И вдруг его, такого заслуженного и проверенного… скинули.
– Отстранили, после чего перевели на другую должность, – распечатал уста Петренко, оторвавшись от своего блокнота. – Его неудачно проведённая кредитная реформа была достаточным основанием.
Раздраженный взмах рукой начальника Иностранного отдела. В сути жеста можно было не сомневаться, он однозначно заменял слова: «Заткнись и не мешай!» Артузов был не чета тем двум. Он хорошо понимал сказанное мной. равно как и возможные действия любителя безграничной власти, которого буквально силой оторвали от «живительного источника», пересадив к корыту с мутноватой тёплой водицей. Неравноценная такая замена.