Опасен для общества. Судебный психиатр о заболеваниях, которые провоцируют преступное поведение

– Я встретил этого человека в пабе. Я ходил туда каждый вечер. Он сказал, что кокаин может заглушить голоса в голове. Можете ли вы дать мне что-нибудь от кошмаров, док? Я просыпаюсь каждую ночь в ужасе и не могу дышать. Я просто сворачиваюсь калачиком и плачу, пока снова не засыпаю.

Я видел газетный заголовок: «Женщина убита в результате яростного нападения».

Сосед Фрэнка сказал, что он всегда был странным. Я подумал: какой бы заголовок написал сам? «Грустный шизофреник занимается самолечением, совершает серьезное преступление, и у него развивается посттравматический синдром» – вот так я бы написал.

Это, конечно, не самый лучший и не самый броский заголовок, но и я не газетчик. Возможно, оба заголовка отражали правду. Я сказал Фрэнку, что мы продолжим завтра.

– Голоса исчезнут, доктор? – спросил он, вставая.

– Я подберу вам лекарства. Выпишу успокоительное на ночь.

Он кивнул в знак благодарности и вышел в коридор. Я наблюдал, как его завели обратно в камеру на шесть коек, и понял вдруг, что разговаривал с ним почти целых два часа. Я потерял всякое чувство времени.

Итак, я записываю некоторые из первых своих наблюдений о психическом состоянии Фрэнка, и тут в открытой двери появляется один из тюремных служащих.

– Тук-тук, – постучал он.

У офицера Шопена были пышные усы и крошечные яркие черные глазки. В остальном я понятия не имею, как он выглядел – эти две черты, казалось, занимали все его лицо и полностью определяли весь его внешний вид.

– Вам нужно это увидеть. – Он попросил меня следовать за ним и казался довольно настойчивым. Мы разговаривали пока шли.

– Я собираюсь добиться перевода Фрэнка в сорок восьмую камеру. Ему нужно пройти обследование в условиях отделения средней безопасности. Я направлял его в такое отделение – Лейквью, психиатрическая служба безопасности больницы Святого Иуды.

Шопен кивнул.

– Звучит неплохо. Он опять разговаривал всю ночь с голосами в голове.

Когда мы проходим мимо одной из камер, что справа по коридору, Билли, плохо обучаемый человек с ограниченными возможностями, прижимается носом к решетке:

– Мама придет навестить меня?

– Не думаю, – отвечаю я, не сбавляя шага. В то утро я повторил это уже раз десять. Мать Билли все еще находится в больнице после того, как неделей ранее Билли проломил ей череп. Он думал, что ее тело захватила какая-то злая сущность.

– Я должен был вытащить это нечто из нее, – крикнул он мне вслед.

Я остановился и повернулся к нему.

– Вам нужно принять лекарство, Билли.

Я понял, что оба мужчины напали на своих матерей.

Шопен остановился в конце коридора и отпер дверь. Он стоял там и ждал меня, как агент по недвижимости, проводящий осмотр дома.

Да, он небольшой. Но немного воображения и ведро краски… к тому же город совсем близко.

Я прошел мимо него в камеру.

– Тут все нужно хорошенько отмыть, – сказал я, пытаясь не дышать. С потолка свисала лампочка малой мощности, спрятанная за каким-то грязным оргстеклом, и моим глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к полумраку.

Камера была около трех метров в длину и двух в ширину. У стены стояла кровать, привинченная к полу. Я знал, что так выглядят клетки. Я также знал человека, который жил здесь. Его осудили за изнасилование, а отчет полицейской разведки связывал его еще и с импортом наркотиков и убийствами. Он не был приятным человеком. Я беседовал с ним около шести часов, и мне стало совершенно ясно, что психопатия – это только часть проблемы: на самом деле он глубоко больной человек и страдает ярко выраженным психозом.

Он думал, что выполняет божественную миссию, а масонское общество испытывает его веру. Ни один из этих фактов сам по себе обычно не приводит к постановке диагноза «психоз».

В ЕГО СЛУЧАЕ РЕШАЮЩИМ МОМЕНТОМ СТАЛ ЭПИЗОД, КОГДА ОН ВЗГРОМОЗДИЛСЯ НА СВОЙ ИСПАЧКАННЫЙ ФЕКАЛИЯМИ МАТРАС, РАСКИНУЛ РУКИ И ПЫТАЛСЯ ВЗЛЕТЕТЬ, ДЕКЛАМИРУЯ ПРИ ЭТОМ БИБЛЕЙСКИЕ СТИХИ, КОТОРЫЕ ОН КОГДА-ТО ВЫУЧИЛ, БУДУЧИ ЕЩЕ БОГОБОЯЗНЕННЫМ ПОДРОСТКОМ.

Мне потребовался месяц, чтобы отправить его в учреждение строгого режима, и его перевели туда буквально час назад.

– В чем дело, Шопен? – спросил я, немного раздраженный тем, что мой обход блока затягивается.

Он указал на стены, как будто ответ очевиден.

– Все вокруг вас, док.

Стены были обшарпаны, и на них не хватало кусков штукатурки. Там виднелось несколько надписей и аккуратный узор примерно на высоте груди.

– Он не спал всю ночь, царапая это.

Я прошел в конец камеры, где сквозь зарешеченное окно проникало немного света.

«Доктор Бен Кейв».

Сначала я действительно не заметил надпись – она была такой маленькой, хорошо если размером с газетный шрифт. Она была аккуратной, ровной и правильной. И, когда мои глаза застыли всего в 15 сантиметрах от нее, я смог хорошо разглядеть буквы.

«Доктор Бен Кейв доктор Бен Кейв доктор Бен Кейв».

Я насчитал восемь полных рядов.