Опасная близость

– Какая у тебя милая мама. Повезло, – пробормотала Иона. Последнее слово вырвалось само собой. – Зря ты на нее злишься. Это не ее вина.

– Понимаю, – с усталым вздохом проговорил Зейн, ведя Иону к машине. – Ну все, поехали отсюда.

В вечерних сумерках его темные волосы казались черными, а в тусклом свете далеких фонариков безукоризненный профиль был очерчен особенно четко. Но она заметила грусть на этом великолепном лице и поняла, что сегодня Мария не единственная, кто страдает. Иону охватило искреннее сочувствие.

Между тем Зейн открыл дверцу, и она села в кабриолет. Хотела спросить, в чем причина конфликта. У Ионы сложилось впечатление, что дело не только в ее истерике на танцплощадке. К счастью, она вовремя прикусила язык. Хватит лезть в чужие дела, она и без того сегодня отличилась.

Зейн сел за руль, но, когда поворачивал ключ зажигания, Иона не удержалась и все-таки спросила:

– Кстати, почему ты сразу не познакомил меня с Марией?

Закинув руку на спинку пассажирского сиденья, Зейн принялся выполнять сложный маневр – развернуться на узкой дорожке было не так-то просто. Потом ответил:

– Сам не знаю. Забыл. И вообще, я ее весь вечер не видел, только на танцплощадке встретились.

Иона сразу поняла, что Зейн говорит неправду, но побоялась высказывать сомнения вслух. Наверное, Зейн пожалел, что притащил практически незнакомую девушку на семейный праздник.

Тем временем почти совсем стемнело. Увитые виноградными лозами решетки отбрасывали длинные тени на асфальт.

Иона удобно устроилась на кожаном сиденье и, наслаждаясь освежающим ветерком, принялась разглядывать профиль Зейна. Да, такого красивого мужчины ей еще встречать не приходилось. Зейн буквально околдовал ее.

А теперь, когда Иона встретилась с его родными – и особенно с матерью, – она поняла, что Зейн скрывает какую-то тайну. Было во всей этой истории что-то загадочное. Может, причина в отце Зейна? В гринго, о котором с таким презрением рассказывала Хуана? Что это за злодей такой, почему любые разговоры о нем под запретом?

В голове роились вопросы, но Иона не имела права их задавать. И все же любопытство возросло так, что трудно было удержаться.

– А почему ты зовешь маму по имени?

Зейн долго молчал. Иона решила, что не расслышал, но наконец он произнес:

– Когда был маленький, говорил «мама». Но когда подрос, отвык. Так было легче.

– Почему? – повторила Иона. Уклончивый ответ заинтриговал ее еще больше.

Неужели трудно найти другую тему для разговора? Зейн оглянулся на сонно моргавшую Иону. Вид у нее был усталый.

– Не хочу рассказывать, – ответил Зейн, надеясь, что Иона вот-вот задремлет и тема закроется сама собой.

– И все-таки?..

– Только предупреждаю, ты со мной после этого дела иметь не захочешь.

– Почему?

Зейн изобразил что-то смутно напоминающее непринужденный смех.

– Ладно, если так настаиваешь, скажу. В старших классах у меня была самая молодая мама. И самая… – Зейн постучал пальцем по рулю, – интересная. – Зейна передернуло при воспоминании о похабном свисте и комментариях, которые ему приходилось выносить всякий раз, когда Мария появлялась в школе Джордж-Уоллес-Мемориал. – Мария пользовалась большой популярностью. Я выходил из себя, дрался, об этом сообщали Марии, но я не мог объяснить, в чем дело. Не хотел повторять все пошлости, которые про нее говорили.

Зейн сильнее надавил на педаль газа, вспоминая стычки с одноклассниками, – разбитые костяшки пальцев, синяки под глазами, струйка крови, стекающая с губы… Постоянные вызовы в кабинет директора, где Зейн иногда сидел часами, не желая ни оправдываться, ни просить прощения. Много лет в душе Зейна копился бесплодный гнев. С детства он негодовал из-за несправедливостей, которые приходилось выносить его матери только из-за того, что она молода и красива. Мария не сделала ничего плохого, но была обречена на жизнь, к которой никогда не стремилась. А где-то глубоко бурлила ярость другого рода, темная и разрушительная, – испепеляющая, бессмысленная ненависть к самому себе. Зейн не мог контролировать ее тогда, не хотел признавать и сейчас.

– С высоты прожитых лет, конечно, понимаю, что вел себя глупо, – продолжил Зейн. – Надо было поумерить гордость, включить голову и просто не обращать внимания на всякую ерунду.

– Ты просто защищал свою маму как мог, – возразила Иона вялым, полусонным голосом. – И вовсе это не глупо, а очень благородно. По-рыцарски.

Зейн пожал плечами. Реакция Ионы заставила его смутиться еще сильнее.

– Да брось, какой я рыцарь? Вот потому и начал звать Марию по имени, чтобы все думали, будто она моя старшая сестра, а не мама.

Иона тихо вздохнула. Между тем они уже доехали до шоссе.

– Вот я и ответил на твой вопрос, – продолжил Зейн. – С тех пор обращаюсь к маме «Мария». Сама понимаешь, когда повзрослел, переходить обратно на «маму» было как-то глупо.

В темноте Зейн не мог разглядеть выражения лица Ионы, но, кажется, сон у нее как рукой сняло.