Опасная бритва Оккама

Интеграция никогда не происходит сама по себе. Во всех случаях это — проект, требующий человеческих усилий и финансовых инвестиций. Русский мир обойдется России не дешевле, чем обошелся элитам Франции и Германии Европейский союз.

Но, может быть, игра стоит свеч?

Хотя европейская интеграция имеет когнитивную составляющую, «центр тяжести» проекта лежит на правовых, политических и экономических механизмах, относящихся к индустриальной фазе развития Приближение к постиндустриальному барьеру приведет к кризису этих механизмов. что мы и интерпретировали выше как общий кризис ЕС. Этот результат, конечно, не является фатальной предопределенностью, но он весьма вероятен.

Напротив, конструируя здесь и сейчас институты Русского мира, мы имеем возможность максимально использовать те когнитивные механизмы — образовательные, научные, экономические и политические, которым по различным причинам тесно в современных индустриальных государствах: от «электронного правительства» до трансконтинентальных «фабрик мысли» и «знаниевых реаторов».

Европейский союз создавался политиками, экономистами, священнослужителями на базе парламентской демократии, (относительно) рыночной экономики, созданной поколением раньше европейской транспортной сети и системы крупнейших европейских банков.

Русский мир должен строить креативные группы на базе электронного правительства, мировой компьютерной сети и ее отражения — мировой финансовой сети.

Европейский союз породил современное авторское право, шенгенские визовые границы и евро как альтернативу доллару. Мы надеемся, что Русский мир создаст «закон о свободе информации», мировой безвизовый режим и возможность пользоваться любой валютой или даже обходиться вовсе без нее.

III. Латвия — интеграция как национальная угроза

А существует ли Латвия?

Конечно, задавать такой вопрос в Латвии, да и вообще в «цивилизованном мире» неприлично. При особом невезении можно даже удостоиться обвинения в пропаганде национализма и фашизма и угодить за решетку вместе с Д. Ирвингом[239], позволившим себе проделать формальный анализ исторической информации о холокосте на предмет определения степени ее достоверности.

Но сомнение представляет собой важнейшую часть рефлективного мышления, и я не вижу никаких объективных причин, в силу которых нельзя подвергать сомнению существование латвийской или украинской государственности, и в то же время можно анализировать «мир без России» или же «глобализацию после США». Всякое государство конкретно и, следовательно, ограничено в пространстве и времени, да и нации тоже не вечны.

Латвия как независимое государство представляет собой продукт упражнений лидеров «большой тройки образца 1919 года» — Д. Ллойд — Джорджа, Ж. Клемансо, В. Вильсона — в геополитическом конструировании.

В Версале перед лидерами держав–победительниц стояли четыре основные задачи:

• Ограничить германский военный и политический потенциал, создать условия, при которых эта страна не сможет возродиться и вновь стать угрозой «западным демократиям»

• Блокировать большевистскую Россию, создав для этого «санитарный кордон» из малых государств Европы

• Создать работоспособную систему коллективной безопасности в Европе

• Перепроектировать политическую карту Европы по национальному признаку

В свою очередь ленинская Россия, находящаяся в отчаянном военном и политическом положении, была вынуждена, говоря языком шахматистов, «сбрасывать материал»: предоставлять независимость территориям удержать которые так или иначе не представлялось возможным. Здесь надо учитывать, что «национальный вопрос» трактовался лидерами Антанты и большевиками, в общем–то, одинаково — Советы и юридически, и фактически, и идеологически признавали право наций на политическое самоопределение.

В этих условиях и возникла любопытная шутка истории — четыре прибалтийских государства: Литва Латвия, Эстония и Финляндия. Из этих четырех стран только Литва — и совсем в другую эпоху — имела опыт самостоятельного национального существования.

В отличие от В. Ленина[240] я отнюдь не считаю Версальский мирный договор «грабительским». Напротив, он был справедлив настолько, насколько это вообще было возможно. Но не зря классическая христианская традиция учит, что справедливость — прерогатива дьявола (а Богу приличествует милосердие).

Версальская геополитическая конструкция рассыпалась почти сразу: ее перечеркнули Рапалльские договоренности СССР и Германии и итоги Вашингтонской конференции 1921–1922 гг. К концу «дьявольского десятилетия» (так именуют в Европе 1920‑е годы) стало понятно, что в существовании новых малых европейских государств не заинтересован никто, кроме них самих.

Экзамен выдержала только Финляндия, оружием, политической волей, дипломатическим мастерством доказавшая свое право на государственность, на независимое существование.