Читаем Опасная бритва Оккама полностью

В самом деле, если свободное перемещение является одним из неотъемлемых прав человека, то визовый режим между любыми странами должен иметь чисто информационный характер: я извещаю страну такую–то о своем намерении посетить ее. В действительности такая логика характерна только для «туристских стран», таких как Турция, Египет, Тунис, Кипр, но не для «развитых и цивилизованных» государств Европы и Северной Америки, где консульские органы имеют право отказать вам в выдаче визы, причем даже не обязаны объяснять причину. Говорят, что это делается во имя борьбы с терроризмом. Но, во–первых, террористическая угроза отнюдь не является основанием нарушения прав человека. Во–вторых, в отношении реального терроризма все меры приграничного контроля довольно беспомощны — история «антитеррористической» борьбы такого серьезного учреждения, как гестапо (действующего в условиях военного положения!), убедительно это доказывает.

Сомнительно, чтобы кто–то этого не понимал. Тогда со всей очевидностью встает вопрос: зачем современному цивилизованному миру система пограничного контроля? Или, другими словами, что именно (и от чего/кого) защищает граница?

Ухудшение качества образования — во всех развитых странах без исключения — привело к резкому падению астрономической и географической грамотности. Средний выпускник школы конца 1960‑х-начала 1970‑х годов имел четкое представление о Земном шаре, как небесном теле, знал, что такое плоскость эклиптики и наклон земной оси, понимал, почему происходит смена времен года, мог объяснить, что такое «тропики» и «полярные круги» и как связаны между собой соответствующие широты. Современные же люди, воспитанные в постсоветской или, хуже того, болонской системе, с большим трудом воспринимают такое элементарное понятие, как часовые пояса. Иными словами, они не видят Землю единым целым, их представление с астрономического уровня, минуя географический, упало до локального. Но локальное мировосприятие в своем естественном развитии приводит к классической средневековой картине мира, в центре которой находится огороженное, упорядоченное, подчиненное определенному закону пространство обитания (Мидгарт, Ойкумена). Мидгарт окружают дикие земли, населенные людьми с песьими головами, великанами, циклопами и т. д. Конечно же, современный человек (если он не американец) знает, что окружающие страны населяют такие же люди, как он сам. Но это знание «живет» в сознании как некая вырванная из контекста информация, оно не онтологично и не влияет на мировосприятие. А вот средневековые архетипы вполне деятельны.

В известном смысле государственная граница является лишь представлением совершенно иной границы: границы современного постиндустриального и средневекового традиционного в сознании человека. Граница есть пространство удержания страха.

Страха перед чужим.

Глобализация перемешала культурные коды и цивилизационные принципы, но — до известного предела. По–прежнему существуют национальные отличия, все более ярко проявляются культурные и религиозные идентичности. Между тем в основе любой идентичности лежит страх инаковости, страх сравнения своих и чужих культурных кодов (вдруг последние окажутся лучше). И основное назначение границ — управление страхами, удержание их в определенных рамках. Таможенные и визовые правила призваны гарантировать, что из внешнего мира не придет ничего чужого и чуждого[322].

Современное прочтение глобализации сводится к лозунгу: «Одинаковые страхи — объединяйтесь». Европейский союз разрушил границы между исторически сложившимися государствами Старого Света только для того, чтобы возвести Шенгенскую визовую стену, защищающую Европу от русских, китайских, индийских, арабских идентичностей. Россия ужесточает пограничный режим и достает из нафталина понятие «погранзоны», надеясь удержать свое каноническое пространство. Соединенные Штаты полны решимости отгородить североамериканский материк от любых террористов, даже изобретенных британскими спецслужбами. Все страны без исключения осуждают Китай за введение цензуры в Интернете, при этом жестко цензурируя собственное электронное пространство: вызывающая оскомину повсеместная борьба с пропагандой нацизма и детской порнографией в Сети представляет собой не что иное, как акт культурного геноцида — уничтожаются культурные коды, вызывающие повсеместный страх.

Перейти на страницу:

Все книги серии Philosophy

Софист
Софист

«Софист», как и «Парменид», — диалоги, в которых Платон раскрывает сущность своей философии, тему идеи. Ощутимо меняется само изложение Платоном своей мысли. На место мифа с его образной многозначительностью приходит терминологически отточенное и строго понятийное изложение. Неизменным остается тот интеллектуальный каркас платонизма, обозначенный уже и в «Пире», и в «Федре». Неизменна и проблематика, лежащая в поле зрения Платона, ее можно ощутить в самих названиях диалогов «Софист» и «Парменид» — в них, конечно, ухвачено самое главное из идейных течений доплатоновской философии, питающих платонизм, и сделавших платоновский синтез таким четким как бы упругим и выпуклым. И софисты в их пафосе «всеразъедающего» мышления в теме отношения, поглощающего и растворяющего бытие, и Парменид в его теме бытия, отрицающего отношение, — в высшем смысле слова характерны и цельны.

Платон

Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Наши разногласия. К вопросу о роли личности в истории. Основные вопросы марксизма
Наши разногласия. К вопросу о роли личности в истории. Основные вопросы марксизма

В сборник трудов крупнейшего теоретика и первого распространителя марксизма в России Г.В. Плеханова вошла небольшая часть работ, позволяющая судить о динамике творческой мысли Георгия Валентиновича. Начав как оппонент народничества, он на протяжении всей своей жизни исследовал марксизм, стремясь перенести его концептуальные идеи на российскую почву. В.И. Ленин считал Г.В. Плеханова крупнейшим теоретиком марксизма, особенно ценя его заслуги по осознанию философии учения Маркса – Энгельса.В современных условиях идеи марксизма во многом переживают второе рождение, становясь тем инструментом, который позволяет объективно осознать происходящие мировые процессы.Издание представляет интерес для всех тек, кто изучает историю мировой общественной мысли, стремясь в интеллектуальных сокровищницах прошлого найти ответы на современные злободневные вопросы.

Георгий Валентинович Плеханов

Обществознание, социология