Читаем Опасная бритва Оккама полностью

Они много где есть, начиная с «Машины различий»[136] Б. Стерлинга и У. Гибсона. Назовем «альтернативу» С. Льюиса «У нас это невозможно»[137], где Ф. Рузвельт терпит поражение на съезде Демократической партии США, к власти приходит «Лига забытого человека», в короткий срок искореняет демократию (приняв несколько поправок к Конституции — воистину, прав был Р. Хайнлайн, когда заметил: «Трудно даже сосчитать, сколько политических систем сменила наша Америка за последние двести лет — и все при практически неизменной Конституции») и выстраивает в США тоталитарный режим германского типа. Назовем еще одну «альтернативу» _ роман «Семь дней в мае» Ф. Нибела и Ч. Бейля[138], где практически все действие разворачивается в Белом доме и вокруг него, герои живут в плотном политическом пространстве и «не забывают о будущем»:

«Там, наверху, Президент убеждал вас в интересах всей страны. Здесь, внизу, я буду действовать в интересах своей партии».

Огромное значение имеет классическая политическая борьба в ряде произведений Р. Хайнлайна. Упомянем для полноты роман П. Гринвея «Человек, который похитил королеву и распустил парламент»[139].

А. Азимов подробно писал о классических политических партиях и соответствующей политической борьбе в «авроровском» цикле[140] и в «Основании»[141].

В «Основании» Терминус в течение всей своей истории предстает представительной демократией. (Правда, в течение какого–то времени власть Мэра была наследственной, но этот период завершился катастрофой и завоеванием, вспоминать о которых жители Основания не любили.) Разумеется, партии в разное время были разные, но, как всегда в фантастике, их можно различать по признаку «консерваторы» и «прогрессисты». Нетривиально следующее:

Во–первых, у А. Азимова описана — и весьма благожелательно — классическая «управляемая демократия». Когда Советника Тревиза арестовывают, он пытается сослаться на свой авторитет:

«— Я пред… представитель большого числа избирателей, мэр Брэнно… не сомневаюсь, что они разочаруются в вас…»

Во–вторых, Терминус сам по себе является ширмой, «силовым блоком» истинной управляющей структуры, представляемой менталами–психоисториками «Второго Основания»[142]. А вот там — ничего похожего на выборы (в нашем смысле слова), да и на политическую борьбу (опять–таки в нашем смысле слова):

«Когда два Спикера Второго Основания общаются друг с другом, их язык не похож ни на что в Галактике. Он скорее язык стремительных жестов, чем слов, главное тут — определить рисунок менто–обмена.

Посторонний услышит мало или вообще ничего, но за короткое время можно обменяться множеством мыслей, и их не узнает никто, кроме другого спикера.

Язык спикеров выигрывал в скорости и утонченности, но проигрывал в том смысле, что, пользуясь им, почти невозможно замаскировать свои истинные мысли».

На «Авроре» — также не совсем обычный вариант демократии. Обязанности Председателя Совета (в романе «Роботы Утренней Зари» ее занимает человек в преклонном возрасте 331 года) заключаются в том, чтобы прекращать в зародыше всякую политическую борьбу, оказывая давление на слабейшую из фракций:

«Если я не вмешаюсь, вы, д-р Амадейро, и вы, д-р Фастальф, под влиянием упрямства и даже мстительности станете обвинять друг друга в чем угодно. Наши политические силы и общественное мнение тоже безнадежно разделятся, даже раздробятся… к бесконечному вреду нашему.

Я убежден, что в этом случае неизбежная победа Фастальфа будет весьма дорогостоящей, поэтому моей задачей как Председателя будет склонить голоса в его пользу с самого начала и усилить давление на вас, д-р Амадейро, и на вашу фракцию, чтобы вы приняли победу д-ра Фастальфа с елико возможным достоинством, и я сделаю это прямо сейчас… для блага Авроры».

Ввиду тривиальности темы классических политических партий в фантастике оборвем перечисление, сделав исключение для двух миниатюр В. Бахнова[143].

В рассказе «Пятая слева» одна высокоразвитая цивилизация, издав для этого сборник правил и исключений из них, занимается прогрессорской деятельностью на слаборазвитых планетах. Получается это не очень хорошо:

«Учитывая вышеизложенное, я спрашивал, не стоит ли на время искусственно притормозить прогресс, как разрешается 668‑м исключением из 123‑го правила. На это вы совершенно справедливо заметили, что согласно 6699‑му параграфу данное исключение становится правилом только после соответствующего решения Сената. А обратиться в Сенат мы не можем, потому что подобная просьба была бы на руку сиреневым, по–прежнему выступающим против нашей экспедиции!»

В конце концов, «сиреневая оппозиция» в Сенате победила, что дало возможность втихую свернуть проект и «списать» затраченные на него средства — вполне респектабельное применение демократии и партийной борьбы в фантастике.

В рассказе «Пари» партии (в данном случае — литературные) создают группы компьютеров (МУТы), изначально запрограммированных на создание текстов, но не владеющих более никакой информацией ни о себе, ни об окружающем мире.

Перейти на страницу:

Все книги серии Philosophy

Софист
Софист

«Софист», как и «Парменид», — диалоги, в которых Платон раскрывает сущность своей философии, тему идеи. Ощутимо меняется само изложение Платоном своей мысли. На место мифа с его образной многозначительностью приходит терминологически отточенное и строго понятийное изложение. Неизменным остается тот интеллектуальный каркас платонизма, обозначенный уже и в «Пире», и в «Федре». Неизменна и проблематика, лежащая в поле зрения Платона, ее можно ощутить в самих названиях диалогов «Софист» и «Парменид» — в них, конечно, ухвачено самое главное из идейных течений доплатоновской философии, питающих платонизм, и сделавших платоновский синтез таким четким как бы упругим и выпуклым. И софисты в их пафосе «всеразъедающего» мышления в теме отношения, поглощающего и растворяющего бытие, и Парменид в его теме бытия, отрицающего отношение, — в высшем смысле слова характерны и цельны.

Платон

Философия / Образование и наука
Психология масс и фашизм
Психология масс и фашизм

Предлагаемая вниманию читателя работа В. Paйxa представляет собой классическое исследование взаимосвязи психологии масс и фашизма. Она была написана в период экономического кризиса в Германии (1930–1933 гг.), впоследствии была запрещена нацистами. К несомненным достоинствам книги следует отнести её уникальный вклад в понимание одного из важнейших явлений нашего времени — фашизма. В этой книге В. Райх использует свои клинические знания характерологической структуры личности для исследования социальных и политических явлений. Райх отвергает концепцию, согласно которой фашизм представляет собой идеологию или результат деятельности отдельного человека; народа; какой-либо этнической или политической группы. Не признаёт он и выдвигаемое марксистскими идеологами понимание фашизма, которое ограничено социально-политическим подходом. Фашизм, с точки зрения Райха, служит выражением иррациональности характерологической структуры обычного человека, первичные биологические потребности которого подавлялись на протяжении многих тысячелетий. В книге содержится подробный анализ социальной функции такого подавления и решающего значения для него авторитарной семьи и церкви.Значение этой работы трудно переоценить в наше время.Характерологическая структура личности, служившая основой возникновения фашистских движении, не прекратила своею существования и по-прежнему определяет динамику современных социальных конфликтов. Для обеспечения эффективности борьбы с хаосом страданий необходимо обратить внимание на характерологическую структуру личности, которая служит причиной его возникновения. Мы должны понять взаимосвязь между психологией масс и фашизмом и другими формами тоталитаризма.Данная книга является участником проекта «Испр@влено». Если Вы желаете сообщить об ошибках, опечатках или иных недостатках данной книги, то Вы можете сделать это здесь

Вильгельм Райх

Культурология / Психология и психотерапия / Психология / Образование и наука

Похожие книги

Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке
Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке

Книга А. Н. Медушевского – первое системное осмысление коммунистического эксперимента в России с позиций его конституционно-правовых оснований – их возникновения в ходе революции 1917 г. и роспуска Учредительного собрания, стадий развития и упадка с крушением СССР. В центре внимания – логика советской политической системы – взаимосвязь ее правовых оснований, политических институтов, террора, форм массовой мобилизации. Опираясь на архивы всех советских конституционных комиссий, программные документы и анализ идеологических дискуссий, автор раскрывает природу номинального конституционализма, институциональные основы однопартийного режима, механизмы господства и принятия решений советской элитой. Автору удается радикально переосмыслить образ революции к ее столетнему юбилею, раскрыть преемственность российской политической системы дореволюционного, советского и постсоветского периодов и реконструировать эволюцию легитимирующей формулы власти.

Андрей Николаевич Медушевский

Обществознание, социология
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Наши разногласия. К вопросу о роли личности в истории. Основные вопросы марксизма
Наши разногласия. К вопросу о роли личности в истории. Основные вопросы марксизма

В сборник трудов крупнейшего теоретика и первого распространителя марксизма в России Г.В. Плеханова вошла небольшая часть работ, позволяющая судить о динамике творческой мысли Георгия Валентиновича. Начав как оппонент народничества, он на протяжении всей своей жизни исследовал марксизм, стремясь перенести его концептуальные идеи на российскую почву. В.И. Ленин считал Г.В. Плеханова крупнейшим теоретиком марксизма, особенно ценя его заслуги по осознанию философии учения Маркса – Энгельса.В современных условиях идеи марксизма во многом переживают второе рождение, становясь тем инструментом, который позволяет объективно осознать происходящие мировые процессы.Издание представляет интерес для всех тек, кто изучает историю мировой общественной мысли, стремясь в интеллектуальных сокровищницах прошлого найти ответы на современные злободневные вопросы.

Георгий Валентинович Плеханов

Обществознание, социология