Адвокат проводил богатую наследницу совсем не так, как встречал никому не известную девушку. Он выразил свое восхищение ее красотой и готов был служить, тем более что следовало еще переоформлять дом в столице, дачу в Петергофе, счета в банках и ценные бумаги на новую владелицу. Богатым девушкам часто требуются мудрые советы. Ани обещала принять его услуги. Она вышла на широкую улицу и глубоко вдохнула. Воздух столицы пьянил и казался удивительно сладостным. Теперь этот город принадлежал ей, и она может делать, что захочет. Ани еще не до конца осознала, какой поворот случился в ее жизни и что она стала другим человеком. Эту другую Ани, еще не известную, ей предстояло изучить, но она заранее знала, что будет восхищаться ей. И все прочие будут восхищаться и наконец узнают, какая она на самом деле. Быть может, кому-то это не понравится, но какое дело графине Вронской до чьих-то мнений.
Ани была так переполнена новыми чувствами, что не могла сидеть в пролетке, а пошла пешком. У подъезда гостиницы ждал Митя. Шляпа у него была новая, но мял он ее все так же нещадно.
– Я за прощением пришел, – сказал он, кланяясь низко, по-мужичьи. – Не сдержался, такое на меня нашло. Но от слов своих не отказываюсь.
– Ах, милый Митя, уже слишком поздно, – сказала она, ласково коснувшись его щеки. – Нельзя откладывать на потом любовь и предложение девушке, которую любите. Вам надо было вчера просить моей руки. Может быть, с горя я и согласилась бы. Но сегодня уже все по-другому.
– Что же, жених новый нашелся? – спросил он мрачно.
– Нет, не жених. Отец оставил мне наследство. Вчера бедная бесприданница Анна Каренина сочла бы за счастье стать вашей женой, чтобы хоть так спастись. А нынче…
– Что же нынче?
– Нынче графиня Вронская на вас даже и не посмотрит, бедный, славный Митя. Вовремя надо было предложение делать.
– Я готов заслужить чем угодно вашу любовь, – сказал он, опустив подбородок. – Не нужно мне ваше наследство, оставьте его себе…
Она подняла пальчиком Митину тяжелую голову, чтобы увидеть его глаза.
– Неужели вы меня вправду так любите? Любите бескорыстно?
– Не умею такими вещами шутить, – пробормотал он.
– И все, что захочу, для меня сделаете?
– Жизни не пожалею…
– В таком случае… – Она поднесла пальчик к губам с откуда-то взявшимся кокетством. Митя жадно ждал от нее хоть слова. – Что бы вам такое приказать? Какое испытание на верность придумать? Ах, вот, кстати: убейте Каренина.
Митя не поверил, что такое может быть.
– Прошу простить, порою на ухо туг… – пробормотал он.
– Все вы прекрасно услышали, Митя, – сказала она. – Таково мое желание. Убейте Сержа, и можете просить моей руки. Обещаю, что тогда подумаю над вашим предложением.
– Значит, убить… – проговорил он.
– Любым удобным для вас способом. Я в этом не привередлива. Только чтобы его уже не было на этом свете. Нам вместе с ним тесно. Так что же, беретесь?
Митя махнул привычным яростным жестом и пошел по проспекту не оглядываясь.
Ани засмеялась чисто и свободно. Так хорошо было у нее на душе.
63
День Ванзаров посвятил тому, чтобы добиться аудиенции важных лиц в министерстве. Он телефонировал, отправляя курьеров с письмами, и даже отбил телеграмму. Упорство было вознаграждено. Ему назначили явиться в здание на Фонтанке к шести вечера. Хоть час был подчеркнуто не приемный, но делу это никак не мешало. Все-таки известность его была крайне полезной штукой. На то, на что у другого чиновника ушло бы не меньше месяца, да и успех казался сомнительным, чиновнику для особых поручений хватило нескольких часов. Оставалось переодеться для такого важного события.
Ванзаров уже собрался отправиться к себе на квартиру, которую снимал невдалеке, на Садовой улице, как раз напротив дворца князя Юсупова, когда в приемном отделении сыска появился Каренин. Вид его был ужасен. Ванзаров предложил стул, на который Серж почти что упал. Портсигар его оказался пуст, он спросил любую папиросу. У чиновника Ильина нашлись только крепкие. Сержу было все равно. Он затянулся жадно и глубоко, не хуже каторжника.
– Пришли давать признательные показания? – спросил Ванзаров, устраиваясь на крае стола.
Серж разогнал дым ладонью.
– Как догадались…
– Это несложно, зная некоторые обстоятельства последних дней вашей жизни.
– Да, хочу во всем сознаться…
– Каторга пойдет вам на пользу. Вы и курите как арестант. Так в чем будете признаваться?
– А в чем хотите, – ответил Серж, давя папиросу о ножку стула. – Хотите, всех на себя возьму. Пишите протокол: это я всех убил. И отца, и дядю, и Левина, и эту, как ее…
– Мушку… – подсказал Ванзаров.
– Да, Мушка. Признаюсь: обманывал вас, а на самом деле это я был.
– Забыли графа Вронского…
– Ах, да, благодарю. И его отравил, чего уж там скрывать.
– Что же вас подвигло на признание? Не верю, что совесть проснулась. У дельцов ее нет по природе.
Серж попросил еще папиросу и закурил.
– День такой выдался, – сказал он. – С утра Надежду Васильевну вызвали на допрос в охранку…
– Вот как? Интересно. Что же от нее хотели?