— Мы даже не знаем, кто он такой, а должны с ним... — заворчал Кречмер, но Ганс одернул его:
— Давай, давай кричи на весь лес, может, беду накличешь!
— Этому человеку нужно помочь, — твердо заявила Марихен. — Или ты хочешь бросить его тут, в двух шагах от границы?
Ганс наклонился к незнакомцу и поднял его. Он был очень легким. И немудрено, в концлагере вряд ли кто набирал вес.
— Идите впереди! — скомандовал Ганс. — А я с ним потащусь следом за вами.
Долговязый Кречмер пошел первым, за ним — Марихен. Теперь Кречмер все время думал о том, что Кубичек неспроста боялся за содержимое рюкзаков, предупреждал их о высокой стоимости товара. Ганс безумец, а Дерфель идиот. Ничего, они придут в Зальцберг и поговорят с ним как следует. Кречмер шел так быстро, что девушка с трудом поспевала за ним. Потом контрабандист спохватился, что дочь несет тяжелый груз, и сбавил шаг. Через четверть часа они перейдут границу, а еще через час будут дома. Они не стали останавливаться и прислушиваться, как обычно делали перед переходом границы: чехословацких таможенников все равно не было, а нацисты контрабандой не интересовались. Они охотились за другой дичью.
— Стой! Кто идет?
Неожиданно тропинку залил яркий свет. Кречмер остановился и прикрыл глаза. Он не видел, кто их задержал.
— Куда идете?
— В Кирхберг.
— Контрабандисты?
— Да.
— Документы!
Кречмер вытащил из кармана потрепанное удостоверение и протянул его по направлению источника света.
— Что несете?
Лица обступивших их немецких таможенников и полицейских скрывала темнота. Яркий свет фонарика бил в глаза Кречмеру и Марихен.
— Да так, всякую ерунду, — подобострастным тоном заговорил Кречмер, вытянувшись по стойке «смирно».
— Это ваша дочь?
— Да, — спокойно ответил Кречмер.
— Хорошо, — сказал человек, который просматривал удостоверение.
Только сейчас контрабандист узнал его. Это был заместитель начальника таможни Хейдель из Зальцберга, добрый и спокойный человек, который большую часть служебного времени проводил на таможенном пункте в Винтерсдорфе. Если уж и он оказался этой ночью на границе, значит, неспроста.
— Ну, Кречмер, как там у вас, в Чехословакии, дела? — спросил Хейдель.
— Нищета и безработица. Пора фюреру позаботиться о нас, — проговорил Кречмер, продолжая стоять навытяжку.
— Потерпите, фюрер обо всем знает. Судетенланд будет принадлежать рейху, — заверил Хейдель, хотя сам нацистам не очень симпатизировал.
— Мы ждем не дождемся освобождения, — пробубнил Кречмер.
— Понимаю, — вздохнул Хейдель. — Нужда — это ужасно, немцам у вас живется нелегко.
— Ничего, дождетесь и вы освобождения, — сказал один из полицейских.
— Пусть скорее придет этот день! — воскликнул контрабандист.
Полицейский направил луч фонарика на Марихен.
— Погаси фонарь! — прикрикнула на него девушка. — Зачем ты светишь мне в глаза? Разве можно вести себя так с дамой?
Полицейские засмеялись, начали шутить с девушкой, некоторые предлагали помочь нести рюкзак, другие же, наоборот, приглашали остаться, у них-де и шнапс найдется и можно хорошо провести время до утра. В конце концов она обещала встретиться с ними в Зальцберге. Мужчины отпускали двусмысленные шуточки и хохотали до тех пор, пока начальник патруля, высокий мрачный парень, не прекратил их веселье.
— До свидания! — крикнул Кречмер и быстро взвалил рюкзак на плечи.
Они перешли границу и заспешили домой.
5
На другой день Ганс пошел к доктору. В городке их было два. Один из них, доктор Малек, был лидером чешского национального меньшинства и старостой местного отделения «Сокола»
[4]. Ганс его хорошо знал. Малек когда-то лечил его маленькую дочку и жену. Как только Ганс сообщил доктору, кто находится в его доме, тот бросил все свои дела, они сели в старую «Татру» доктора и поехали в Кирхберг.— Что, собственно, случилось, пан Гессе? — спросил Малек по дороге. — Кто стрелял в этого человека? Эта проклятая граница когда-нибудь здорово накажет вас, вот увидите.
Ганс рассказал, что случилось ночью. Он верил Малеку. Осмотрев раненого, доктор сказал:
— Пан Гессе, его необходимо отвезти в больницу. Рана довольно серьезная. Пуля вошла в грудь, очевидно, перебила одно из ребер и вышла наружу. Нужен рентгеновский снимок. Так что будем делать?
— Мне кажется, его лучше оставить здесь, доктор.
— Знаете, я обязан сообщать в полицию о ранениях огнестрельным оружием. Протоколы, следствие, вам известно, что происходит в подобных случаях.
— Я позабочусь о нем, но никто не должен знать, что он находится у меня. Его ищут. Сейчас ведь такая сложная обстановка...
— Наверное, вы правы, — согласился Малек. — Хорошо, пусть он полежит у вас, но если у него поднимется температура, немедленно сообщите мне. Рана вроде бы чистая, и, даст бог, дело пойдет на поправку. Однако он очень слаб и худ, его нужно хорошо кормить. Первое время давайте ему крепкий говяжий бульон и постное мясо. Через пару дней я к вам загляну.
Ганс вышел за доктором в прихожую и вытащил деньги, чтобы заплатить за вызов, но Малек только рукой махнул:
— Не надо, господин Гессе. Лучше я возьму подороже с какого-нибудь члена судето-немецкой партии.