Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Конечно, некоторые научные проблемы невозможно решить с помощью симуляций, а другие, вероятно, поддаются лишь такому решению, но между этими двумя крайностями существуют проблемы, к которым, в принципе, возможны два подхода, что приводит на ум два метода решения задачи о поездах, предложенной фон Нейману: «остроумный» посредством теории и «поверхностный» – посредством прямолинейной симуляции и наблюдения. Было бы очень жаль, если бы множество неоспоримых преимуществ порожденных симуляциями миров подавило наше стремление понять эти явления на более глубоком теоретическом уровне. Однажды я беседовал с Конвеем о создании игры «Жизнь», и он сокрушался, что теперь мир игры исследуется практически исключительно «эмпирическими» методами – на компьютере задаются все интересующие вас варианты, а дальнейшее – дело наблюдения. Это не только, как правило, лишает исследователя даже возможности разработать строгое доказательство обнаруженных закономерностей, но и – отметил он – люди, использующие компьютерные симуляции, обычно недостаточно терпеливы; они перебирают комбинации и наблюдают за ними 15–20 минут и, если ничего интересного не происходит, бросают наблюдение и отмечают вариант как уже исследованный и неинтересный. Есть опасность, что такой близорукий подход преждевременно отсекает важные направления исследований. Это – профессиональный риск всех исследователей компьютерных симуляций, который является всего лишь высокотехнологичной версией фундаментальной уязвимости философов, ошибочно принимающих недостаток воображения за осознание необходимости. Даже снабженное протезами воображение способно совершить ошибку, в особенности если его применяют без должной строгости.

А теперь настало время главного тезиса. Когда Конвей со студентами впервые попробовали создать двумерный мир, в котором происходило бы что-нибудь интересное, они обнаружили, что ничего не работает. Чтобы отыскать простой физический закон «Жизни» в Чрезвычайно обширном пространстве возможных простых законов, группе трудолюбивых и талантливых исследователей потребовалось больше года. Все очевидные варианты не подошли. Чтобы понять суть проблемы, попробуйте изменить «константы» для рождений и смертей (замените, например, в правиле о рождениях тройку на четверку) и посмотрите, что выйдет. Миры с измененной физикой либо немедленно застынут в одном состоянии, либо столь же быстро рассыплются в прах. Конвею и его ученикам нужен был мир, в котором был бы возможен рост, но не слишком взрывной; в котором «организмы» – высокоорганизованные конфигурации клеток – могли бы двигаться и изменяться, но одновременно сохраняли бы устойчивость во времени. И, разумеется, это должен был быть мир, в котором структуры могли бы «совершать» что-то интересное (например, протаптывать тропинки, поглощать или отгонять других «существ»). Насколько Конвею известно, из всех воображаемых двумерных миров лишь один удовлетворяет этим desiderata: мир игры «Жизнь». В любом случае все проверенные в последующие годы варианты и близко не могли сравниться с ним по критериям Конвея: простоте, изобилию, элегантности. Мир «Жизни» может и в самом деле оказаться лучшим из возможных (двумерных) миров.

А теперь представим, что в игре «Жизнь» некие самовоспроизводящиеся Универсальные машины Тьюринга беседуют об известном им мире с его удивительно простой физикой, которую во всем ее многообразии можно сформулировать в одном-единственном предложении230. Они допустили бы логическую ошибку, заявив, что, поскольку они существуют, мир игры «Жизнь» с его физикой был обязан существовать; в конце концов, Конвей мог решить стать сантехником или игроком в бридж вместо того, чтобы изучать этот мир. Но что, если бы они решили, что их мир с его элегантной поддерживающей «Жизнь» физикой попросту слишком прекрасен, чтобы появиться без участия Разумного Создателя? Они были бы правы, скоропалительно решив, что обязаны существованием действиям мудрого Законодателя! Бог существует, и имя ему – Конвей.