Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Такое предположение решительно отвергалось ортодоксальным неодарвинизмом по причинам, о которых мы уже говорили. Даже до Дарвина биологи были убеждены, что, как сказал Линней в своей классической работе по таксономии, Natura non facit saltus («природа не делает скачков»)460, и то была единственная максима, которую Дарвин не просто оставил нетронутой; он обеспечил ее самым веским основанием. Большие прыжки в стороны по адаптивному ландшафту почти никогда не пойдут вам на пользу; где бы вы ни оказались в данный момент, вы там потому, что для ваших предков то было подходящей областью Пространства Замысла (вы находитесь там близ некоей вершины), а потому чем дальше вы окажетесь (разумеется, после случайного прыжка), тем выше вероятность, что вы спрыгнете с обрыва – или, в любом случае, окажетесь в долине461. Согласно стандартной аргументации, чудовища не случайно практически никогда не имеют видов на будущее. Именно это делает взгляды Голдшмидта столь еретическими; он знал и соглашался, что, как правило, это верно, но тем не менее предположил, что крайне редкие исключения из этого правила и являются основными двигателями эволюции.

Гулд – знаменитый защитник неудачников и аутсайдеров: он порицал «ритуальное осмеяние»462, которому ортодоксы подвергли Голдшмидта. Собирался ли он Голдшмидта реабилитировать? И да и нет. В «Возвращении оптимистичного чудовища»463 Гулд жаловался, что «защитники синтетической теории сделали из идей Голдшмидта посмешище, чтобы превратить его в своего мальчика для битья». Поэтому многим биологам казалось, будто Гулд утверждал, что прерывистое равновесие было теорией голдшмидтовского видообразования посредством макромутации. По их мнению, Гулд пытался взмахнуть над подпорченной репутацией Голдшмидта волшебной палочкой историка, и вновь ввести его идеи в моду. Здесь мифический Гулд, сокрушитель ортодоксальных взглядов, серьезно помешал Гулду настоящему, так что даже коллеги последнего поддались соблазну прочитать написанное им «широкими мазками». Не веря своим глазам, они смеялись, а затем, когда он отрицал то, что одобрял, – хоть когда-нибудь одобрял, – сальтационизм Голдшмидта, их смех становился еще более издевательским. Они знали, что он сказал.

Но так ли это? Должен признаться, я считал, что они не ошибались, пока Стив Гулд не начал настаивать, что я должен просмотреть все его разнообразные публикации и сам убедиться, что оппоненты окарикатурили его. Он задел меня за живое; никто лучше меня не знает, какую досаду испытываешь, когда скептики навешивают грубый, но удобный ярлык на ваши элегантные идеи. (Я – человек, прославившийся отрицанием того, что люди воспринимают цвета или боль, и убежденный в разумности термостатов – просто расспросите моих критиков.) Так что я проверил. Гулд решил назвать свое отрицание градуализма «прорывом Голдшмидта», и (не высказывая одобрения) рекомендовал серьезно обдумать некоторые радикальные идеи Голдшмидта, но в той же статье осторожно отметил: «Однако ныне мы согласны не со всеми его рассуждениями о природе видообразования»464. В 1982 году он ясно дал понять, что единственный одобряемый им элемент концепции Голдшмидта, – это идея «небольших генетических изменений, изменяющих скорость развития и тем самым оказывающих заметное воздействие»465; а в предисловии к переизданию печально знаменитой книги Голдшмидта он сказал об этом подробнее:

Дарвинисты с их обычной склонностью к градуализму и преемственности, возможно, и не поют осанну значительным фенотипическим сдвигам, стремительно начавшимся из‐за небольших генетических изменений, повлиявших на ранние стадии развития; но в теории Дарвина нет ничего, что исключало бы подобные события, ибо сохраняется обеспечивающая их преемственность небольших генетических изменений466.

Иными словами, ничего революционного:

Можно с пониманием отнестись к ерничанью: «Так что же в этом нового?» Разве какой-то биолог когда-нибудь это отрицал? Но… прогресс в науке часто нуждается в возвращении к старинным истинам и их пересказе на новый лад467.