И действительно, все биологи, с которыми я по этому поводу консультировался, согласились со мной, что неоспоримых признаков естественного (а не искусственного) отбора нет. В пятой главе мы удобства ради ввели понятие строгой биологической возможности и невозможности для того, чтобы оценивать степень биологической вероятности, но даже если оперировать ими, неясно, как можно решить, что организмы «вероятно», «очень вероятно» или «в высшей степени вероятно» являются плодами искусственного отбора. Следует ли считать этот вывод ужасным препятствием для эволюционистов в их борьбе с креационистами? Можно представить себе заголовки: «Ученые сдались: теория Дарвина не способна опровергнуть теорию разумного замысла!» Однако любой сторонник неодарвинизма поступил бы опрометчиво, заявив, что современная теория эволюции позволяет, глядя из сегодняшнего дня, читать историю так точно, чтобы исключить существование в более ранние исторические эпохи разумных инженеров-проектировщиков – фантазия крайне невероятная, но в конечном счете не невозможная.
Сегодня в мире существуют организмы, про которые известно, что они являются результатом прозорливых, целесообразных попыток переделки, но это знание основано на нашей непосредственной осведомленности о недавних исторических событиях; мы в действительности наблюдали за работой селекционеров. Маловероятно, что в будущем можно будет обнаружить их следы. Исследуем более простой вариант нашего мысленного эксперимента: предположим, что мы послали «марсианским» биологам курицу-несушку, пекинеса, ласточку-касатку и гепарда и попросили их определить, какое из животных несет отпечаток искусственной селекции. На чем могут основываться их выводы? Как они станут рассуждать? Они могут отметить, что курица не заботится о своих яйцах «должным образом»; некоторые разновидности куриц в ходе селекции утратили инстинкт насиживания и быстро бы вымерли, если бы люди не создали для них окружающую среду, в которой есть искусственно созданные инкубаторы. Они могли бы отметить, что пекинес самым жалким образом неспособен позаботиться о себе в любом неблагоприятном окружении, которое они могут себе вообразить. Но присущая ласточкам-касаткам любовь к сделанным людьми скворечникам может ввести их в заблуждение, заставив предположить, что они имеют дело с домашним питомцем, а все характерные свойства гепардов, свидетельствующие, что это дикие животные, можно обнаружить и у борзых, – и это будут качества, которые, как известно, являются плодом терпеливых трудов селекционеров. В конце концов, искусственно созданное окружение само является частью природы, так что маловероятно, что существуют
Исключить вероятность того, что в доисторический период космические пришельцы позабавились с ДНК земных видов, можно лишь потому, что это – совершенно нелепая фантазия. Ничто из того, что было (до сих пор) обнаружено на Земле, даже не намекает на то, что такая гипотеза достойна дальнейшего исследования. И помните – спешу я добавить, чтобы креационисты не приободрились, – даже если мы найдем в нашей избыточной ДНК подобную «рекламу торговой марки» и переведем послание или обнаружим какое-нибудь иное неоспоримое свидетельство вмешательства в геном на раннем этапе эволюции, это никак не помешает теории естественного отбора объяснять все существующие в природе конструкции, не апеллируя к
Рассмотрев эту возможность, какой бы маловероятной она ни представлялась, мы видим также, что, если скептики когда-нибудь отыщут свой святой Грааль, орган или организм, к которому нет прямого пути, то и это в конечном счете не станет для дарвинизма решающим ударом. Сам Дарвин сказал, что ему пришлось бы отказаться от своей теории, если бы подобное явление было открыто549
, но теперь мы понимаем, что у дарвинистов всегда был бы на это готов логически непротиворечивый ответ (сколь бы жалкой и бездоказательной ни была подобная отговорка): то, что они видят, является красноречивым свидетельством в пользу удивительной гипотезы вмешательства межгалактического разума! Теория естественного отбора может доказать не то, как именно развивались события в (до)исторический период, но только то, как они могли бы развиваться, учитывая, что нам известно о теперешнем положении вещей.