Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

Проблема с воззрениями Тейяра проста. Он страстно отрицает фундаментальную идею: что эволюция является бездумным, бесцельным, алгоритмическим процессом. То был не конструктивный компромисс; то было предательство главной догадки, позволившей Дарвину ниспровергнуть мировоззрение Локка с его приматом Разума. Как мы видели в третьей главе, Альфреда Рассела Уоллеса тоже соблазняла мысль ее отринуть, но Тейяр безоговорочно поддался этому соблазну, и это стало сутью предложенной им альтернативы553. То, как высоко книгу Тейяра до сих пор ценят неспециалисты, и уважительный тон, с которым ссылаются на его идеи, свидетельствуют о глубине отвращения к опасной идее Дарвина, отвращения столь сильного, что оно способно оправдать любую нелогичность и стерпеть любую двусмысленность в аргументации, если он обещает в конце концов даровать освобождение от гнета дарвинизма.

А что сказать о другой печально знаменитой ереси – ламаркизме, вере в наследование приобретенных свойств554? Здесь все гораздо интереснее. Своей привлекательностью ламаркизм обязан в основном тому, что обещает ускорить перемещение организмов в Пространстве Замысла, воспользовавшись усовершенствованиями, возникшими у отдельных организмов за период их существования. Нужно так сильно изменить конструкцию, а времени совсем мало! Но перспективу ламаркизма в качестве альтернативы дарвинизму можно исключить путем логических рассуждений: возможность запуска процесса ламаркианского наследования в первую очередь предполагает наличие процесса дарвиновского (или чуда)555. Но разве наследование по Ламарку не может быть важным подъемным краном в рамках дарвиновской парадигмы? Известно, что сам Дарвин наряду с естественным отбором включил наследование по Ламарку в качестве катализатора в свою собственную версию эволюции. Он мог это сделать, поскольку имел очень смутное представление о механике наследственности556.

Исследователем, сделавшим второй по значимости (после Дарвина) вклад в развитие неодарвинизма, был Август Вейсман, четко разделивший зародышевую и соматическую линии557; зародышевая линия состоит из половых клеток в яичниках или гонадах, а все другие клетки тела являются соматическими. Что именно произойдет с клетками соматической линии за время их жизни, разумеется, имеет отношение к тому, передастся ли хоть какому-нибудь потомку зародышевая линия тела, но изменения, происходящие в соматических клетках, вместе с этими клетками и исчезают; передаваться по наследству могут лишь изменения в клетках зародышевой линии – мутации. Это учение, иногда называемое вейсманизмом, – бастион, воздвигнутый ортодоксальным дарвинизмом для обороны от ламаркизма, который, по мнению самого Дарвина, можно было одобрить. Можно ли опровергнуть и вейсманизм? Сегодня складывается впечатление, что у ламаркизма гораздо меньше шансов стать важным подъемным краном558. Чтобы ламаркизм сработал, информация о конкретных приобретенных свойствах должна каким-то образом попасть из подвергнувшейся перестройке части тела (сомы) в яйцеклетки или сперму, то есть зародышевую линию. В целом подобная переправка сообщений считается невозможной (не было открыто каналов коммуникации, по которым можно было бы передать эту информацию), но давайте проигнорируем это затруднение. Гораздо существеннее проблема, касающаяся природы информации в ДНК. Как мы видели, наша система эмбрионального развития воспринимает последовательность ДНК как рецепт, а не чертеж. Между фрагментами тела и фрагментами ДНК нет взаимно однозначного соответствия. Именно поэтому в высшей степени маловероятно (или, в некоторых случаях, невозможно), чтобы какое-нибудь отдельное изменение в части тела (мышце, клюве или, в случае поведения, некоей нейронной управляющей цепи) соответствовало какому-либо определенному изменению в ДНК организма. Поэтому даже если бы и был способ переслать приказ об изменении в половые клетки, способа составить такой приказ правильно не найдется.