Опасная идея Дарвина: Эволюция и смысл жизни

В число драгоценных артефактов, которые стоит сохранить, входят культуры во всей их целостности. На нашей планете до сих пор существует несколько тысяч разных языков, на которых ежедневно говорят, но их число быстро сокращается915. Когда умирает язык, нас постигает утрата, сопоставимая с потерей вида живых существ, а когда умирает культура, носители которой говорили на этом языке, то утрата еще горше. Но и здесь мы снова сталкиваемся с несоизмеримыми явлениями и отсутствием простых ответов.

Я начал эту книгу с песенки, которую люблю и которая, надеюсь, будет жить «вечно». Я надеюсь, что мой внук выучит ее и передаст своему внуку, но в то же время сам я не верю в столь трогательно выраженные в этой песенке принципы (и, честно говоря, не желаю, чтобы в них верил мой внук). Они слишком просты. Они, если говорить напрямик, ошибочны – так же ошибочны, как представления древних греков о богах и богинях, живущих на Олимпе. Верите ли вы в антропоморфного в буквальном смысле слова Бога? Если нет, то вам придется согласиться со мной, что моя песенка – прекрасная, утешительная ложь. Является ли она тем не менее ценным мемом? Я, безусловно, так и считаю. Это скромная, но прекрасная часть нашего наследия, сокровище, которое нужно сберечь. Но нам нужно признать, что так же как были времена, когда планета не была приспособленной для жизни тигров, наступают времена, когда они больше не смогут жить в дикой природе – лишь в зоопарках и заповедниках; и то же самое верно в отношении множества сокровищ нашего культурного достояния.

Валлийский язык сохраняют искусственными мерами – так же как поддерживают численность популяции кондоров. Мы не можем сохранить все особенности культурного мира, в котором эти сокровища процветали. Мы бы этого и не захотели. Для создания плодородной почвы, из которой смогли вырасти многие из величайших произведений искусства, потребовались деспотические политические и социальные системы, рассадник множества зол: рабства и самовластия (пусть оно подчас и бывало «просвещенным»), возмутительных различий в уровне жизни богатых и бедных – и невообразимого невежества. Невежество – необходимое условие множества прекрасных явлений. Радость девочки, разглядывающей, что Санта-Клаус принес ей на Рождество, – это вид радости, который каждый ребенок теряет с утратой неведения. Повзрослевшая девочка может передать эту радость собственным детям, но ей также придется признать, что наступает время, когда радость себя изживает.

У системы взглядов, о которой я говорю, есть хорошо известные предшественники. Философ Джордж Сантаяна был атеистом-католиком, если вы можете вообразить себе подобное сочетание. Согласно Бертрану Расселу916, Уильям Джеймс однажды осудил идеи Сантаяны как «совершенство низости», и можно понять, почему кое-кого такой извод атеизма может оскорбить: глубокое уважение ко всем догматам, церемониям и уловкам религиозного наследия при отсутствии веры. Позицию Сантаяны метко высмеивали: «Бога нет, и Дева Мария – мать его». Но сколь многие из нас сталкиваются с той же дилеммой: мы любим религиозное наследие, твердо убеждены в его ценности, но при этом не способны сохранять веру в его истинность. Перед нами сложный выбор. Ценя артефакты, мы готовы сохранять их в весьма сомнительном и измененном состоянии – в церквях, соборах и синагогах, построенных, чтобы вмещать огромные общины верующих, а теперь постепенно превращающихся в музеи. Не так уж сильно отличаются роли бифитеров, живописно охраняющих лондонский Тауэр, и кардиналов, расхаживающих в своих великолепных облачениях и собирающихся, чтобы избрать нового папу. И те и другие не дают умереть традициям, ритуалам, литургиям и символам, которые в противном случае бы угасли.

Но разве не пережили мы невероятное возрождение фанатической преданности всем этим символам веры? Да, к сожалению, это так, и я считаю, что на нашей планете нет более опасных для всех нас сил, чем фанатичность всех видов фундаментализма – протестантства, католицизма, иудаизма, ислама, индуизма, буддизма и бессчетного числа менее распространенных инфекций. Есть ли здесь конфликт между наукой и религией? Здесь, несомненно, есть.

Опасная идея Дарвина помогает создать в мемосфере условия, которые в отдаленной перспективе угрожают стать для этих мемов не менее пагубными, чем цивилизация в целом для крупных млекопитающих. Спасите слонов! Да, конечно, но не во что бы то ни стало. Например, ради этого мы не станем вынуждать людей в Африке жить, словно в XIX веке. Это не праздное сравнение. Создание на территории Африки огромных заповедников часто сопровождалось переселением – и полным уничтожением – человеческих популяций917. Тем, кто считает, что мы любой ценой должны сохранить в первозданном виде окружающую среду для слонов, стоит задуматься о том, во что бы обошлось Соединенным Штатам возвращение в первозданное состояние, когда по равнинам бродил бизон и олени и серны играли. Приходится искать компромисс.