— Что же ты не угадываешь дальше? — лукаво спросила она, обвивая руками его шею и прижимаясь к нему.
— А подсказать не хочешь?
— В некотором смысле это так же неожиданно, как морозный день в аду, — произнесла она срывающимся голосом и с загадочным выражением лица добавила: — А кроме того…
— Ну, ну?
— Хорошо, во-первых, мы отмечаем то, что ты вспахал поле.
Он обнял ее и, уткнувшись губами в ее мягкие волосы, спросил:
— А во-вторых?
— Во-вторых — мне уже не нужна отдельная комната для шитья, — прошептала она.
Она дотронулась языком до самого чувствительного места на его ухе и стала щекотать его, от ее теплого дыхания у него замерло все внутри.
— Хочешь знать, почему?
— Да, но немного позже, — пробормотал он, вынимая шпильки из ее волос; освободившись, они шелковистой волной упали ей на спину. — Сейчас меня волнует совсем другое.
Повернув ее к себе спиной, он обхватил ее руками, привлек к себе и стал расстегивать крючки на лифе платья.
— Без корсета? Какой сюрприз! — прошептал он, сжимая ладонями ее груди.
Коснувшись тугих сосков, он слегка стиснул их между пальцами и стал легонько потирать, чувствуя, как по всему ее телу пробегает ответная дрожь.
— Ты самое мое большое сокровище, Рена.
— Вот как?
— Представь себе.
— На прошлой неделе ты мне сказал, что больше всего на свете хочешь, чтобы в нашей жизни ничего никогда не менялось.
— Да, у меня есть все, о чем только можно мечтать.
Она запрокинула назад голову, наслаждаясь его ласками, и прошептала:
— Как ты думаешь, к августу комната будет готова?
— Возможно. Но ты ведь только что сказала, она тебе не нужна.
Повернувшись к нему лицом, она посмотрела на него через пелену нахлынувших слез и, улыбнувшись уголками губ, тихо проговорила:
— Нет, нужна, но не мне, Мэтт. В нашей жизни кое-что должно измениться.
Когда он понял значение ее слов, то в первый миг замер от неожиданности, а затем еще крепче прижал к себе, словно беря под свою защиту, и стал ласково гладить рукой ее волосы. Трудно было найти нужные слова, выразить нежность, которую он к ней испытывал.
— Рена, проживи я хоть сто лет, более счастливого дня у меня никогда не будет, — наконец сказал он.
— По крайней мере, до августа, — прошептала она и с нежной лукавинкой добавила: — А пока что весь дом в нашем распоряжении.