Читаем Опасная книга. Феномен нацистской пропаганды полностью

12 июля 1942 года Франц Гальдер высокомерно заметил в своем дневнике: «Жалобы войск частично оправданы, а частично объясняются их избалованностью в прежних кампаниях». Но это что подразумевать под избалованностью - многие гитлеровские полководцы также не являлись образцом воинской доблести, коими они предстают в собственных мемуарах. Взять, к примеру, самого известного из них — покорителя Севастополя генерал-фельдмаршала Манштейна. Немецкий офицер Бруно Винцер, служивший в тридцатых годах под командой Манштейна, вспоминал: «Нам импонировало, что в каждом походе он носил точно такую же каску, как и мы, солдаты. Это было непривычно, и мы были довольны, что он подвергает себя таким же испытаниям, какие выпадают на долю воинской части, ему подчиненной». Далее Винцер пишет о том, как он зашел к денщику Манштейна: «Я заметил каску обожаемого нами командира батальона. Шутки ради или из озорства я вздумал надеть эту каску, но едва не выронил ее в испуге из рук. Она была сделана из папье-маше, легка, как перышко, но выкрашена под цвет настоящей каски. Я был глубоко разочарован. Когда у нас на солнцепеке прямо-таки плавились мозги под касками, головной убор господина фон Манштейна служил ему защитой от зноя, подобно тропическому шлему» (26).

Но подловатость высших чинов, которые, сколотив заговор, едва не растерзали своего любимого фюрера, когда тот начал терпеть поражения, изрядно компенсировался высочайшим воинским духом рядовых и младших офицеров национал-социалистической армии. Виктор Клемперер ехидничает: «Я специально выписал тогда одну фронтовую сводку: на предложение русских сдаться, говорилось в ней, солдаты на передовой хором ответили отказом, подтверждая непоколебимую верность Гитлеру и своему долгу» (27). Конечно, хоровой отказ это что-то новое в истории переговоров, но и советские источники констатируют высокие боевые качества солдат вермахта: «В описании немецких действий, которое дало командование партизанской бригады Охотина, чувствуется уважение к тому грозному противнику, каким был вермахт: не было ни одного случая, чтобы противник не принял навязываемый ему бой. Даже нарвавшись на партизанскую засаду, никогда не бежал в панике, а, с боем отходя, забирал своих убитых, раненых и оружие. В таких случаях противник с потерями не считался, но своих убитых и раненых не оставлял» (28).

Однако ярость советского народа вздымалась воистину, словно волна, уничтожая захватчиков беспощадно и жестоко, повергая в ужас врага: «Русский десант высадился в гавани Феодосии. После захвата города русские повыбрасывали раненых из местного госпиталя на улицу, а затем облили их водой. Я всегда слушал подобные истории с большим недоверием. Было известно, что у «других» (т.е. истинных нацистов — К. К.) был особый отдел, в котором придумывали подобные ужасные истории. Но в данном случае: остались свидетели, которым чудом удалось выжить» (29).

Условия сражений в России, боев с настоящим противником вызвали у будущей нации господ настоящий шок. К примеру, особенности рукопашного боя. Начиная с прусского короля Фридриха Великого, принципом немецкой армии считалось уничтожение врага не холодным оружием, а оружейным огнем. Перед Второй мировой войной тактика немцев совершенно не предусматривала никаких сближений с противником до расстояния рукопашной схватки. Все рукопашные схватки тех сражений навязывались немцам Красной армией, в полевом уставе которой прямо говорилось: «Победу приносит только атака, начатая с безудержным стремлением уничтожить врага в ближнем бою». Вот в каком духе мыслили русские, устремляясь в атаку и часто неся при этом огромные потери (30).

Немцы абсолютно справедливо критиковали подобные методы боя, но признавали, что русская пехота неудержима в ближнем бою. Вообще, по мере продолжения Восточной кампании отношение немцев к противнику подвергалось существенной корректировке. Так, в аналитической сводке СД от 17 августа 1942 года отмечалось: «Вполне вероятно, что люди на Востоке сильно отличаются от нас по расово-национальным признакам, однако за боевой мощью врага все же стоят такие качества, как своеобразная любовь к Отечеству, своего рода мужество и товарищество, безразличие к жизни, которые у японцев тоже проявляются необычно, но должны быть признаны» (31). Опомнились! А ведь еще недавно в оккупированных деревнях немецкие солдаты, не стесняясь, мылись голыми и даже отправляли свои надобности при русских и украинских женщинах. Не из хулиганства или невоспитанности, а просто потому, что не считали их вполне за людей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее