Опасная колея

И снова не пришлось далеко идти — в Кленове всё было рядом. От ратуши свернули налево, и оказались на улице не такой широкой, как Замковая (или, по-здешнему, Шлоссштрассе), но оживлённой, нарядной, ярко освещённой праздничной иллюминацией. Проезжая часть её на время зимних гуляний была отдана пешеходам, а по бокам вытянулись два длинных ряда домиков-прилавков под яркими полосатыми навесами из парусины. И какого там только не было товара! Тит Ардалионович сам не заметил, как в руках его образовалась прехорошенькая плетёная корзиночка с кружевной оторочкой и крышкой (для матушки) и принялась стремительно наполняться всякой всячиной. Нашли в ней своё место и курительная трубка (для папеньки), и несколько маленьких фарфоровых куколок (для сестриц), и деревянные фигурки в виде домиков, деревьев и зверей (для братьев), и завезённый из далёкого Зайффена подсвечник, изображающий бородатого горняка (для себя, очень уж понравился).

— А что? — одобрил Роман Григрьевич, занятый приобретением милых пустяков для своих кленовских кузин. — Я тоже такого хочу!

Но купил почему-то не горняка, а чернолицего мавра-курилку, умевшего по-настоящему пускать дым из длинной трубки, и щелкунчика для орехов с огромными зубами. Потом они вдруг решили поменяться: щелкунчик отошёл к Удальцеву, Ивенскому достался горняк, оба остались весьма довольны таким обменом.

Кроме перечисленных выше вещей и тому подобного товара, на ярмарке продавали много разной еды, но после сытного обеда на неё не хотелось доже смотреть. Единственное, что привлекло внимание Тита Ардалионовича — это крупные тёмно-коричневые шары, насаженные на палочки на манер леденцов и посыпанные цветными шариками, больше всего похожими на крашеное пшено, каковым приверженцы византийской веры украшают праздничные куличи, но состоящими из сахара. Он не сразу понял, что за штука.

— Яблоки, облитые шоколадом,[49] — пояснил Роман Григорьевич, извлекая кошелёк. — Вы непременно должны попробовать… — Fr"aulein, geben Sie uns bitte zwei… oder nein, fier St"uck![50] — по одному на брата ему показалось мало.

— Bitte, meine Herren, — хорошенькая фройляйн в беленьком передничке и крест-накрест перевязанном пуховом платке с очаровательной улыбкой подала покупателям свой товар. Те невольно улыбнулись в ответ, и Гретхен, так звали юную коробейницу, подумалось: ах, ну зачем она не послушала совета сестрицы Матильды, зачем пожалела три марки на пузырёк с приворотным зельем, что предлагала ей вчера заезжая колдунья-финка? Сейчас брызнула бы незаметно на яблочко, и уже завтра один из этих милых молодых господ наверняка стал бы её женихом! Ведь случается же такое в сказках, что бедная девушка выходит замуж за принца. А эти двое, даже если вдруг и не принцы, всё равно, чудо как хороши! Один свежий да румяный, другой романтически-бледный, глаза умные, ресницы длинные, и деньги даёт, не считая — должно быть, из двоих главный… Ах, глупая, глупая Гретхен, упустила ты своё счастье!

Но сделанного не воротишь. «Принцы» ушли своей дорогой, даже не подозревая, какой опасности смогли избежать, а бедная девушка со своим лотком печально побрела в другую сторону, до слёз жалея о несбывшемся.

Яблоко было хрустящим и сочным; позабыв о переполненном желудке, Тит Ардалионович с удовольствием вгрызся в его плотную мякоть.

— О! Вкусно! Только у меня шоколад облетает — жалко, боюсь уронить. Роман Григорьевич, давайте где-нибудь посидим… О! Во-он за тем ларьком есть свободная лавочка!

— Ну вот ещё! Станем рассиживаться по лавочкам, как старые барыни! — скептически прокомментировал Ивенский, и сам же первый на ней устроился, потому что есть на ходу действительно было неудобно.

Они сидели, грызли яблоки, глядели по сторонам. Мимо двигалась чистая, степенная публика, у прилавков шла неторопливая торговля. Да, в Германии ярмарку гуляли совсем не так, как в России: без привычного веселья. Не слышно было ни разудалых выкриков зазывал, ни хмельного пения, ни непременных воплей «Держи вора!». Не дрались пьяные, не канючили «за ради богов» нищие, не трясли своими язвами и струпьями. Не было скользкого столба с петухом, не было цыганок с картами, и даже медведя с кольцом в носу никто не водил, плясать не заставлял. Казалось бы, что это за ярмарка — без медведя? Но Титу Ардалионовичу всё равно нравилось. Он настолько влился в эту неспешно-праздничную атмосферу, что даже думать начал по-немецки: «Oh, was f"ur ein wundersch"oner Аbend![51]» — в таком духе.

И родная речь, вдруг долетевшая до его ушей откуда-то сбоку, в первый момент показалась чужеродной и странной. Но уже в следующую секунду до сознания дошло: свои, русские!!! Да, отчего-то так устроены наши соотечественники, что дома друг на друга зачастую и глядеть не желают, но стоит им встретиться на чужбине — обниматься меж собой готовы, даже если прежде и знакомы-то не были. Ну, как же — земляки!