— Серж! Да как ты можешь?! Это же ЗАПРЕТНОЕ, это преступление хуже некромантии, хуже чернокнижия! Называется «
— Ах, да кто нас здесь может услышать — одни германцы кругом! Какое им дело до нашей России? — вот она, типичная ошибка неопытных конспираторов. У себя на родине будут таиться, от каждой тени шарахаться, на каждый стук вздрагивать, тысячу раз перестраховываться, а вырвутся за кордон, глотнут воздуха свободы — и кажется им, будто все опасности позади, и начинают о таком болтать во всеуслышание, о каком дома даже подумать громко боялись, чтобы мысли никто не почитал. О том, дурачки, забывают, что руки-то у Родины, ох, и дли-и-инные…
— Herr Oberst![53]
— на нервной почве повысив начальника в ранге, азартно зашептал Удальцев, тоже подзабывший, что не в родном Москов-граде находится, а в чужой стране. — Das sind sie! Verschw"orer! Man muss nehmen![54]— Nein! Nicht jetzt, sp"ater![55]
— Роман Григорьевич пока не слишком хорошо представлял, как их, заговорщиков, можно «взять».…— И кого же они воскресили, твои патриоты? Позволь полюбопытствовать, — циничный Николушка старался казаться равнодушным, но голос предательски подрагивал. — Уж не самого ли Бессмертного? — это было сказано с насмешкой, не верил молодой маг в такую возможность. Но собеседник многозначительно молчал. — Что?!! Нет!!! Да вы с ума сошли!
— Это точно! — по-русски прошипел сквозь зубы Роман Григорьевич.
— Ах, да что вы, право, так разволновались? — поняв наконец, что его сообщение у собеседников одобрения не вызывает, принялся убеждать Серж. — Ведь мы не в блаженной Гиперборее живём, и не в княжеской Руси! Наша
— Не знаю, — заколебался Николушка, — может вы и правы… Но всё равно, это опасно!
— Лес рубят — щепки летят! — пожал плечами заговорщик.
Неожиданно стойким оказался сентиментальный Вася.
— Нет! — убеждено возразил он собеседникам. — Это ужасно! Это ничуть не лучше, чем нигилисты! Серж, да ты сам стал выражаться, как нигилист: «организация», «ликвидировать», «средства», «щепки» — слушать страшно! Не желаю ничего больше знать о ваших тайных делах, давайте говорить о другом! Пива хочу, грабовского! Идёмте пить пиво!
Сразу три огрызка полетели в злополучный столб — один попал, два пролетели мимо цели, упали в снег.
— Уходят! — простонал Удальцев. — Роман Григорьевич, надо что-то делать!
Надо. Но что, что можно сделать в чужой стране, где у тебя нет ровным счётом никаких властных полномочий?
— Ладно, — принял решение Ивенский. — Вы
Господина фон Крона долго искать не пришлось — обнаружился под ручку с тётушкой Амалией Леопольдовной у прилавка, где разливали горячий грог.
— Дядюшка Фердинанд! — простонал Роман Григорьевич умоляюще. — Выручайте! Во-он тот человек в клетчатом… видите, пиво пьёт? Он опаснейший заговорщик, злоумышляющий против России! Его непременно надо задержать!
— Ах ты, негодник! — тут же возмутилась, точнее,
— Да нет же! Он нам попался совершенно случайно! И сейчас уйдёт! Дядюшка! Помогите, как коллега коллеге! Умоляю!
Красивое лицо фон Крона сделалось озабоченным, он нервно закрутил пальцем ус. Душа его страдала от неразрешимого противоречия: с одной стороны, страсть как хотелось помочь любимому родственнику дорогой супруги и покарать заговорщика, с другой — порядок есть порядок.
— Милый мой, да что же я могу сделать? У меня нет ни малейшего основания задерживать этого человека, ведь перед законом нашей страной он совершенно чист! Что скажет его королевское высочество, если полиция начнёт хватать невиновных на ярмарках?
— Его королевское высочество, Фридрих Франц Мекленбургский является генералом русской армии! Он одобрит ваши действия! — парировал Ивенский, чувствуя, что дядюшка уже готов сдаться.
— Всё равно. Мне нужен предлог для задержания, пусть даже самый малый. Иначе нельзя!
— Он кидал яблочные огрызки в фонарный столб! — заявил Роман Григорьевич. — Лично мне было бы неприятно, если бы в моей стране иностранцы стали так небрежно обращаться с мусором! Налицо явное нарушение общественного порядка!.. Ах, уходит, уходит!
— Не уйдёт! — просиял дядюшка Фердинанд, и взмахнул рукой.