Опасная командировка

«С любимыми не расставайтесь», – эту строку из «Баллады о прокуренном вагоне» Александра Кочеткова, впервые прозвучавшей в кинофильме «Ирония судьбы, или С легким паром», Илья повторял про себя все утро. После безумной ночи любви Настя еще сладко спала, прижавшись к нему горячим плечом, и он твердо решил, что летит в Кандагар вместе с ней, лейтенантом медицинской службы Анастасией Ворониной. По уговору с главным редактором АПН, темы для своих репортажей Илья мог выбирать себе сам, придерживаясь, разумеется, данных ему рекомендаций завотделом прессы ЦК КПСС, так что никаких особых разрешений на вылет в Кандагар ему не требовалось. Достаточно было уведомить о своих планах заведующего афганского бюро по телефону, что Илья и сделал, не выходя из своего номера.

Настя к тому времени уже проснулась. Из его разговора по телефону она узнала, что Илья собрался сделать репортаж о военных медиках Кандагарской медроты. Понятно, что все это он затеял только ради нее. Новость о том, что Илья летит в Кандагар вместе с ней, должна была Настю обрадовать, однако Илья не мог не заметить, что вид у нее какой-то растерянный. На его вопрос, чем она так смущена, Настя лишь пожала плечами, мол, все это так неожиданно. Ведь у нее нет там даже своей комнаты, а только койка в женском модуле – щитовом фанерном общежитии. Но это была лишь отговорка.

Настоящая же причина ее растерянности была в том (и об этом в бригаде все знали), что на нее положил глаз сам начальник политотдела подполковник Акиев. И хотя Насте пока удавалось отбиваться от его притязаний, это только еще больше распаляло подполковника, и он буквально не давал проходу лейтенанту медицинской службы Ворониной. За глаза ее даже стали называть ППЖ (походно-полевой женой) начпо. И сейчас Настю бросило в жар от одной мысли, что Илье могут невесть что про нее в бригаде наговорить. А в том, что злые языки найдутся, сомневаться не приходилось. С первого дня ее появления в медроте на нее с плохо скрытой завистью пялились все бабы гарнизона. Как же! Не успела приехать, как на нее сразу запал сам начальник политотдела бригады. А она, видишь ли, еще кочевряжится, цену себе набивает!

Настя же относилась к этому мужлану как к неизбежному злу. В их гарнизоне Акиев обладал практически неограниченной властью, поэтому лейтенанту медицинской службы Ворониной жаловаться на домогавшегося ее подполковника было некому. Всемогущего начпо побаивался даже замполит бригады. Замполиты батальонов и рот в Афгане были боевыми офицерами, участвовали в операциях и командовали в бою подразделениями. Офицеры же политотдела в основном лекции на политзанятиях читали и на «боевые» не выезжали, но гонору у них было хоть отбавляй. И если замполит бригады во всем подчинялся комбригу и был рядовым коммунистом, то начпо бригады – это номенклатура Главного политического управления Вооруженных Сил СССР, и его указания были обязательны для всех членов КПСС, включая и командира бригады. В пресловутой шестой статье брежневской конституции 1977 года была законодательно закреплена руководящая и направляющая роль КПСС, так что начальник политотдела Акиев законно руководил комбригом по партийной линии.

Свое превосходство Акиев обычно демонстрировал на общем построении бригады. Когда комбриг подполковник Шатров уже минут десять выступал перед личным составом, вдалеке возникала фигура Акиева. Пока он шествовал к трибуне нарочито неспешным шагом, вся бригада следила за этим «явлением начпо народу». Его лицо всегда выражало недовольство и пренебрежение к окружающим. В подразделениях его видели редко, однако благодаря своим стукачам-информаторам он знал о каждом офицере и солдате все, что его интересовало, в основном – негатив.

Политработников батальонного и ротного уровня, по должности непосредственно подчиненных ему, Акиев держал в абсолютном страхе. Его тяжелого взгляда боялись почти все, он смотрел на них как удав на кроликов. Особенно те офицеры, кто планировал поступать в академию или мечтал замениться в престижный округ, ведь начальник политотдела мог исковеркать судьбу любому. Поэтому люди не шли со своими проблемами к такому «отцу-командиру», а подчиненные ему политработники обращались к нему только в крайнем случае. Начпо держался со всеми высокомерно, был неразговорчив и скрытен. Никто не смел ему перечить.

Самым обидным было то, что за Настю совершенно некому было заступиться. В бригаде начальник политотдела был бог и царь, никто и пикнуть против него не мог.

«Илья, конечно, другое дело», – подумала Настя и отговаривать его от поездки с ней не стала.