— Наверное, ей очень нравилась твоя бывшая жена, Лариса. Я угадала или нет?
— Почти. Но еще больше ей нравлюсь я. Поэтому, кого люблю я, будет любить и моя мать. Может, не сразу, нужно время, чтобы привыкнуть, но это будет обязательно.
— Вот отцу твоему я понравилась, и он мне тоже, такой смешной, все время дурачился за столом, ну точно, как ты. А Мария Федотовна так и норовила какую-нибудь гадость про меня сказать, унизить меня. И что я ей плохого сделала? Я уж старалась, как могла, и улыбалась, и поддакивала ей, да все без толку.
— Ты можешь не думать об этом?
— Не могу, Сережа.
— Тогда я тебя заставлю, вредная девчонка! — сказал он, наваливаясь на нее.
— Ох, нет, Сережа, мне сейчас совсем не до этого, — запротестовала Наташа.
— Как, ты уже охладела ко мне?
— Ну что ты, Сереженька… — она чмокнула его в щеку. — Ты прав, нужно привыкнуть к новой жизни… Пожалуйста, не надо сейчас.
— Слушаю и повинуюсь… — Сергей задумался, а потом сказал: — Наташа, я все хочу у тебя спросить…
— Ну спроси.
— А ты не обидишься?
— Нет.
— Скажи, почему ты развелась со своим первым мужем, ну этим, бизнесменом, который увез тебя от меня на «мерседесе»?
— С Нигилистом?
— Да. Надо же, какая фамилия!
— Потому что всегда любила только тебя. А его не любила. Думала, привыкну, да так и не смогла.
— А я слышал, что была другая причина твоего развода, — осторожно сказал Сергей.
— Интересно, что же ты слышал?
— Что ты изменяла ему с какими-то бандитами, и он выгнал тебя. Только, пожалуйста, не обижайся.
— И ты поверил?
— Нет. Поэтому и спрашиваю тебя, а что же было на самом деле? Ведь что-то же было?
— Да, было, — прошептала Наташа. — Ну хорошо, я тебе расскажу все. Стыдиться мне нечего.
И она рассказала ему о том, как Нигилист оставил ее наедине с Радиком, как тот попытался ее изнасиловать и что из этого получилось. Добавила, что пистолет, который спас ее, и сейчас лежит в сумочке, она всегда носит его с собой.
— Но ты же говорила, что этот подонок Радик — теперь твой непосредственный начальник?
— Ну да. Он же мне и предложил стать директрисой. Потому что я никому не показала эту кассету, не сказала, что у него ничего не получилось. А для них это знаешь, как важно? Что ты! И потом, он хотел досадить Нигилисту, я так понимаю, они вместе работают, но друг друга терпеть не могут.
— Как же ты решилась? А вдруг он подставит тебя так, что или кассету нужно будет отдать, или — в тюрьму? Торговля — это ведь такие дебри!
— Зачем ему подставлять меня? Мы сейчас вместе работаем, ладим, он даже не пробует намекать мне на что-то большее. Я верю ему, Сережа. Тогда не верила, чувствовала — от такого нужно держаться подальше. А сейчас верю.
— А кассета где?
— Я ее хорошенько спрятала. Только ты, пожалуйста, никому не говори о ней, ладно? А то с такими, как Радик, шутить нельзя. Он бандит самый настоящий, страшный, когда разозлится.
— А мне страшно не нравится, что ты работаешь с ним, — нахмурился Сергей.
Наташа почувствовала, что он не верит ее рассказу, сомневается в ее искренности. Она крепче обняла его, прошептала:
— Я принесу эту кассету и дам тебе послушать, если ты такой недоверчивый. Сам все поймешь, когда услышишь. Только, ради Бога, никому не говори об этом. Кроме тебя, еще только Ирка знает, что было на самом деле.
25
Густой сигаретный дым сизой пеленой висел над столом. Аристарх не курил, но Борис и его знакомый Олег закуривали так часто, будто взяли обязательство выкурить и долю Аристарха.
Этот Олег, коренастый мужчина лет тридцати пяти с густым ежиком рыжих волос, появился вскоре после того, как Шура высадила друзей рядом с домом Котлярова. Аристарх разозлился и хотел было уйти — ведь собирались посидеть вдвоем с Борисом, выпить как следует, поговорить. И тут заявляется незнакомый мужик с близко посаженными водянистыми глазами и длинным, таким унылым носом, что лишь посмотришь на него, и хреново на душе становится. У Аристарха и без того кошки на сердце скребли, надеялся в неторопливой, спокойной застольной беседе рассказать Борису обо всем, что случилось в его жизни за последние дни. Не для того, чтобы услышать мудрые советы друга, на такие он вряд ли способен, а просто выговориться.
Но приперся этот мужик с невероятно тоскливым носом — какая уж тут беседа! При незнакомом человеке разве станешь откровенничать даже с хорошим приятелем? Аристарх послал Бориса к черту и уж было собрался уйти, хотя и не знал — куда Возвращаться домой не хотелось, Ирки там нет, она еще в училище, и неизвестно, одна вернется или опять в сопровождении спонсора и его телохранителя, а он, Аристарх, еще не решил, что же делать в такой ситуации. Сидеть на кухне, когда Ирка со спонсором в комнате, он больше не мог. Ехать к Шуре после того, как сорвался на репетиции, тоже нельзя было. И к родителям не заглянешь в таком состоянии, они ведь надеются, что вот-вот их Арик станет знаменитым и богатым, и тогда они заживут, как и полагается родителям кинозвезды… Грех лишать стариков последней надежды, пугать своим убогим видом. Оставалось только — бродить по Москве голодным и без денег.