Я вскочил и уронил портфель на пол. И уже инстинктивно погладил её по плечу:
— Тамара, успокойся…
— Вы следователь… Ищите преступников…
— Прежде всего, ищу истину.
— Да? — изумилась она. — А зачем?
— Без истины трудно жить.
— О, Сергей Георгиевич… Пожилой человек… Неужели не знаете, что без истины трудно жить, а с истиной жить невозможно?
— Да, конечно, бывает, — отбурчался я.
— Сергей Георгиевич, если вы докопаетесь до истины, то мне будет только хуже. Поэтому я и хочу уехать.
— Почему «поэтому»?
— Потому, что вы до неё докопаетесь.
Выходило, я вредил ей. О том, что правда может погубить человека, мне известно. Расследовал не одно самоубийство, когда человек, узнав правду, накладывал на себя руки. Тем более надо докопаться и помочь ей. Именно «тем более». В её влажном взгляде я уловил скрытую просьбу и не удержался от суровости:
— Чёрт возьми, расскажите всю правду, и я помогу!
— Боюсь.
— Чего?
— Смерти.
— Ах, даже так… И что будете делать? Ждать её, эту смерть?
— Чтобы спастись, надо отмолчаться.
— А я, дорогая Тамара Леонидовна, чтобы спасти человека, должен искать.
Ромашка… Увядающая на глазах. Не росшая на лугу, а закатанная в стог сена. Я решил больше её не тревожить. Ей грозили убийством…
В этот же день я возбудил уголовное дело, что дало мне право на официальное расследование.
11
Папиллярные линии, сложнейшие анализы, детектор лжи, ДНК и ещё куча непроизносимых прибамбасов, которыми занимаются уже не оперативники, а люди в белых халатах. Палладьев знал способы проще и надёжнее — соседи.
Ему нужно подняться по лестнице, не столкнуться с учительницей, подойти к двери соседки, позвонить и попасть в квартиру.
До двери он добрался на полусогнутых и позвонил. Когда же спросили, кто пришёл, капитан замешкался. Громко не ответишь, поскольку дверь Тамары Леонидовны рядом. И он прошипел что-то насчёт фановой трубы, словно она только что рядом лопнула.
За дверью притихли. Капитан позвонил ещё. Голос спросил уже раздражённо:
— Да кто это?
— Из милиции, — дунул капитан в замок.
— А как докажешь?
— Удостоверением.
— Значит, дверь открыть? Нет, не открою.
— Гражданка, я капитан Палладьев.
— Нету доказательств.
— Позвоните в милицию…
— Лучше участковому, у меня есть телефон… Гражданка, которой по голосу было лет семьдесят.
Ушла. Капитан стоял, поглядывая на дверь учительницы. Минут через десять старческий крепкий голос сообщил:
— Никакого Оладьева в милиции нет!
— Да не Оладьев, а Палладьев. Спросите ещё…
— Ладно, заходи.
Его впустили. Если ей и было семьдесят, то выглядела она молодцевато. Стариков почти не стало, зато бабушки крепчали на глазах. Приказным голосом она велела:
— Пойдём.
— Куда?
— Как куда? В туалет.
— Зачем?
— Фановая труба в спальной, что ли?
Видимо, он скорее походил на сантехника, чем на сотрудника милиции. Капитан прошёл в туалет и осмотрел фановую трубу, постучав по ней шариковой ручкой. Нужен был плавный переход от трубы к соседке:
— Екатерина Павловна, жалобы поступают…
— На меня?
— На вашу соседку, на учительницу.
— О протечках?
— Якобы она шумит по ночам.
— Плюнь ты этому жалобщику в глаза. Тамара живёт тихо, как овечка. Дом такой, что каждый чих за стеной услышишь.
Они покинули туалет и встали в передней. Беседа не клеилась. Информации — ноль. О том, что учительница женщина порядочная, было известно. Почему бы этой старушке не предъявить удостоверение и не расспросить о соседке в открытую? Как раз потому, что учительница — женщина порядочная, и не хотелось позорить её в доме. Если только вскользь.
— Екатерина Павловна, мне не ясно…
— С трубой, что ли?
— К ней мужчины ходят? — спросил капитан вскользь.
— Вместе с женщинами.
— В каком смысле?
— Человек по двадцать за раз.
— Гости, что ли?
— Школьники обоюдного пола.
— Екатерина Павловна, я спрашиваю про мужчин настоящих.
— Да где они, настоящие-то?
Капитан понял, что ничего он не разузнает. Зацикленная бабка. Лишь бы не дать воли врагу оперативника — раздражению. И сесть не предложила. Это в сериалах ментам кофе наливают.
— Екатерина Павловна, тут непонятка… Молодая, красивая, образованная… И одинокая?
— У них в школе мужиков нет.
— Есть же общественные развлекательные места.
— Не ходить же ей туда с голым животом? Ведь учительница…
— Неужели и гостей не бывает? Тех же учителей…
Бабушка, скорая на язык, не ответила. Почему? Говорят, следователь Рябинин может читать по лицу, как по писанному. Капитан начал вглядываться в лицо старой женщины с пристальностью близорукого. Морщины, вялая кожа, на лбу жиденькая кисея седых волос… То ли в морщинах, то ли в ниспадающей кисее, но Палладьев высмотрел. Старушка либо что-то скрывала, либо не могла чего-то вспомнить.
— Слушаю-слушаю, Екатерина Павловна, — подбодрил он.
— Не знаю, говорить ли…
— Неужели молчать? — шумно удивился капитан. Физиогномистика не совсем получилась: женщина не скрывала и не вспоминала — она сомневалась в своей информации:
— Обычно у неё тихо, а недели две или больше слышу — У Тамары гудят…
— В смысле, выпивают?
— Два голоса, мужской и женский хотят друг дружку перекричать, как в телесериале.
— И о чём шла речь?
— Слов не разобрать.