Опасная любовь. Засекреченный пикник

— Это всей школе известно. Продолжить тему капитану почему-то расхотелось словно ему предложили заглянуть в чужую спальню. Но «хочется — не хочется» — принцип лодырей. Видимо, у физкультурника был иной принцип, и тему он продолжил:

— У физика губа не дура, но Тамарка — дура прикольная.

— В каком же смысле?

— Что она в этом физике нашла? Сексуальный недуг в очках.

— Миша, интеллигенцию не любишь?

— Почему же? Когда выпью сам бываю интеллигентным. — Он хохотнул так, что школьники оглянулись.

— Или женщин не любишь…

— Капитан, женщины отличаются друг от друга только одетые, а голые все одинаковые.

— На пьяный взгляд, — усмехнулся Палладьев.

Бесюк задышал тяжело и раздражённо, словно вышел на ринг. Капитан на всякий случай опустил руки вниз, придав им некоторую свободную готовность. Но тут же разглядел, что дыхание собеседника было не агрессивным, а затруднительным из-за очень узких ноздрей почти сплющенного носа. Неужели нос попал под боковые удары двух боксёрских перчаток?

— Опер, я три года состоял в браке, — сообщил Бесюк, чтобы доказать своё положительное отношение к женщинам.

— Развёлся?

— Ровно через три года до меня дошло, что у нас с ней не годовщина, а дедовщина. Тут она выкинула прикол: надумала сделать операцию на заднице.

— Уменьшить её?

— Наоборот. У неё задница была плоской, как сковорода. Не сексуальная. Я плюнул на неё и пользуюсь сексом коммерческим…

Капитан уже не слушал, отключившись. Что он разузнал для следователя? Сперва — что у Тамары Леонидовны нет кошки, а теперь — что у неё была любовь с физруком. Юмор, а не ценная информация.

10

Не всякую ложь я понимаю и тем более принимаю. Преступник извивается и врёт — это его способ защиты. А потерпевший? Ему-то зачем хитрить и умалчивать? Мы же с ним единоборцы, у нас общий враг…

Я отправился к учительнице и столкнулся с ней у парадного её дома. Она не остановилась и сделала вид, что меня нет. Я с трудом прыгал по ступенькам, поспевая за её лёгкой походкой, и нагнал, лишь когда она начала отмыкать дверь.

— Тамара Леонидовна, хотя бы выслушайте…

— Вы обманщик!

— Сейчас объясню…

— Вы не учёный, а следователь!

— Учёным-то быть легче, — буркнул я ни к чему.

Дверь открылась. Учительница шагнула в переднюю. Полумрак мне помог втиснуться. Она включила свет и ахнула:

— А я вас не приглашала. Вы же нахал.

У вешалки стояло креслице. Я прыгнул в него и уселся, потому что выпихнуть сидячего труднее, чем стоячего.

— Нет, Тамара Леонидовна, я следователь. Почему-то объяснение моего нахальства её удивило.

А я добавил:

— Вы меня тоже обманули.

— В чём?

— Во многом.

— Неужели? — чуть растерянно удивилась она. Разбираться в передней было неуютно. Учительница провела меня в комнату, где я постарался поскорее закрепиться в кресле и оглядеться попристальнее. Ничего не изменилось. Всё распотрошено, но ничего не собрано. Передумала уезжать?

— В чём же я вас обманула? — вырвалось у неё требовательно.

— Например, про кошку…

— Это так важно?

— Шея у вас до сих пор заклеена.

— Что вам до моей шеи?

— Умолчали про НЛО… — улыбнулся я, сглаживая глупость сказанного.

— Всякую ерунду собираете…

— Значит, НЛО не было?

— Неужели у вас нет вопросов серьёзных?

— Есть, Тамара Леонидовна. Почему скрыли, что с физиком у вас роман?

Она похожа на ромашку… Походя ударишь палкой по голенастому цветку, а он не оторвётся — лишь поникнет головкой до самой земли. Учительница перегнулась, как подсечённая ромашка.

— Сергей Георгиевич… вы подозреваете физика?

— В чём? — ухватился я.

— Его не в чем подозревать.

— Почему же он сбежал?

— Он не сбежал.

— А что?

— Не знаю.

Спроси о том, не знаю о чём… Шаг в темноте. При любом допросе есть очевидная веха — преступление. Здесь вроде бы и его нет. А что есть, не знаю. Нужно менять ракурс беседы. И я пустился в примитивный перебор, который на допросах обычно не применял из-за малой эффективности:

— Тамара Леонидовна, у вас есть враги?

— Если и есть, то я их не знаю.

— Эксцессы в школе?

— Не было.

— Родственники?

— Они живут в другом городе.

— Соседи?

— Мирные люди.

— Ну а любовь?

— Какая любовь…

Она растерянно оглядела комнату, словно поискала её — любовь. Что за любовь, которой стесняются? Я чего-то не понимал, поэтому спросил прямо, как выругался:

— С физиком были в интимных отношениях?

— Как вы смеете?

— У меня такая работа.

— Копаться в грязном бельё…

— А вы его не пачкайте! — вырвалось у меня.

— Разве пачкаю… я?

— Вы всё о себе. А о детях подумали? Одна девочка попала к психиатру. Другие ребята переживают, потому что им приходится врать. Не так ли?

— Разве…

— Они это делают ради вас. Защищают. От чего? Что произошло на этом пикнике?

— Дьявольский пикник, — прошептала Тамара Леонидовна.

Она встала. Мне показалось, что уйдёт, но, бессмысленно потоптавшись, села на прежнее место. Зачем вставала? Чтобы скрыть от меня нахлынувшие слёзы. Да их почти и не видел, потому что видел другое… Согбенную фигуру, словно уменьшенную в размере, помутневшую голубизну глаз, потускневший блеск волос, сжатые губы не имевшие сил разомкнуться для каких-то главных слов.