Однако
Одним из таких, несомненно, великих открытий (к сожалению, сыгравших неоднозначную роль в истории человечества, как и открытие атома и радиации) была концепция немецкого ученого Пауля Эрлиха, согласно которой взаимодействие молекул в организме человека происходит по принципу «ключ — замок», то есть в основе химических процессов лежит соответствие структур взаимодействующих веществ — лигандов и рецепторов. Представляете, «процессы, совершающиеся в клетке, по существу, химического свойства»
— то, что для нас сегодня очевидно, мышление, к которому мы привыкли еще со школьной скамьи, когда-то было откровением гениального ума.Пауль Эрлих в 1908 году был удостоен Нобелевской премии за открытие высокоспецифичности химических процессов в организме. «Действительно, искусно сработанный ключ всегда подходит только к своему замку», — заключил он в своей знаменитой лекции. Поскольку считалось, что эволюция функций протекала на основе преимущественно дивергенции — расхождения, расщепления, специализации органов и тканей, то в организме тканевые, клеточные функции высокоспецифичны, а потому создание столь же специфичных молекул должно означать создание множества «ключей», подходящих точно к «замкам», то есть высокоспецифичных лекарств. Он ввел понятие хеморецепторов, возникших в процессе эволюции, и надеялся, что «такое направление важно не только для истинного положения жизненных процессов вообще, но должно быть положено в основу действительно рационального применения лекарственных веществ». Прислушайтесь к этому прогнозу: на самом деле эта теория легла в основу современной фармакотерапии со всеми ее достижениями, но ее обратной стороной стало настоящее лекарственное бедствие, обрушившееся на человечество.
Считалось, что органы, ткани и клетки обладают больше специфичностью, чем неспецифичностью, общностью, потому можно синтезировать какое угодно количество лекарственных препаратов, точно бьющих по «мишени» — бактерии, вирусу, больной клетке. «Это был звездный час большой химической терапии», — заключает академик А. М. У го лев. Поскольку общность, неспецифичность функций теоретически была отодвинута на второй план, считалось, что побочные эффекты (повреждения) от применения такой высокоспецифичной лекарственной пули должны быть минимальны, связаны с химическим «несовершенством» или избыточной концентрацией этого лекарства. Здесь открывалось огромное поле действия для фармацевтов — по созданию все более и более «совершенных» лекарств, все более тонких и изощренных технологий, что происходит и по сей день. К сожалению, вместе с этим растет и «шлейф» побочных действий и распространение лекарственной болезни.
Одним из первых таких специфических лекарств стал неосальварсан, направленный убивать бледную спирохету, не повреждая организм человека. Говорят, что успех был так велик, что отводил внимание от многочисленных тяжелых побочных действий. Ученому тоже, несмотря на объективность как основной принцип науки, присущи человеческая субъективность, попытка закрывать глаза и не видеть неприятное. Затем то же самое случилось с сульфаниламидами, а потом известная всем история с антибиотиками, гормонами и любыми другими лекарствами. Данные об их побочных действиях стали накапливаться. Научные публикации, бьющие тревогу по этому поводу, начали расти как снежный ком. На моих глазах тонкие книжонки «Побочные действия лекарств» в течение нескольких лет превратились в солидные тома.