Опасная находка

Мы устраиваем званый обед. Я знаю, что это, возможно, не лучшее время для таких вечеринок, учитывая все, что сейчас происходит, но день свадьбы приближается быстро. До него всего пять недель, а мне еще нужно попросить кого-то об очень важной услуге.

Гости будут здесь через час. Я пока не переоделась и не умылась, не говоря уже о том, чтобы начать готовить. Мы подадим жаркое. Я не знаю почему. Наверное, потому, что это быстро и просто, и мы с Марком можем готовить его вместе. Он занимается мясом, а я нарезкой. Марку очень понравилась эта метафора наших отношений, когда я ее озвучила ему чуть ранее. Редкий момент легкости. Шутка, впрочем, быстро выветрилась, и вот теперь я стою одна на нашей ультрасовременной кухне и смотрю на мясистую холодную курицу, лежащую рядом с горой овощей.

С Марком не все ладно, поэтому я сегодня опаздываю. Я отправила его прочь с кухни — готовиться. Прошло уже больше недели с тех пор, как его уволили, и он все расхаживает взад-вперед — в гостиной, в спальне, в ванной, босиком, крича при этом в телефон на людей в Нью-Йорке, Германии, Копенгагене, Китае. Нам нужен вечер отдыха. Мне нужен вечер отдыха.

Я пригласила Фреда Дейви и его жену Нэнси к нам на ужин. Вообще-то мы запланировали этот обед месяц назад. Они для нас — почти члены семьи. Фред всегда находился рядом с поддержкой и советом, с тех самых пор, как я познакомилась с ним на первой моей работе, помогая ему снимать документальную передачу про «Белый куб». И я действительно считаю, что съемки моего фильма так и не начались бы, если бы не наши с Фредом мозговые штурмы и горы отправленных им писем с упоминанием премии БАФТА в заголовках. А милая Нэнси, одна из самых мягких и теплых женщин, которых я только знала, никогда не пропускает дней рождений, открытий или сборов. Мой суррогат семьи, маленькая самодельная система поддержки.

На кухне до сих пор нет Марка, поэтому я сама начинаю готовить еду. Он уже полчаса висит на телефоне, пытается поймать очередную наводку на новую работу. Как выяснилось, удочки, о которых он упоминал в утро нашей годовщины, ничего не выловили, а тот его «друг» в Нью-Йорке оказался именно тем, из-за кого Марк, да и я вместе с ним, вляпались в то, во что вляпались. К тому времени, как я добралась домой в тот день, когда он потерял работу, Марк уже выяснил, что во всем виноват Эндрю из Нью-Йорка. Эндрю позвонил Марку в офис и каким-то образом перепутал голос Грега с голосом Марка — понятия не имею, как такое возможно, потому что Грег из Глазго[12]. Так или иначе, Эндрю принял Грега за Марка и сказал ему, что чуть позже ему позвонят из нью-йоркского офиса по поводу возможной смены работы.

Грег, скотина такая, без сомнения засиял от радости, а потом направился прямиком к их начальнику и добросовестно уведомил его о состоявшемся разговоре.

Эндрю из Нью-Йорка плохо отреагировал на обвинение в этой путанице и тут же слил потенциальную вакансию. И все это только ради того, чтобы спастись от унижения и не извиняться за совершенную ошибку. Видите ли, в банковском мире извинения считаются признаком слабости. Слабость не внушает уверенности, а все мы знаем, что финансовый рынок строится на уверенности. Стань “быком”, и ты победишь, будь “медведем” — и ты проиграешь[13]. Вот почему безработный Марк стоит полуодетый в нашей гостиной и кричит в трубку домашнего телефона.

Он говорит мне, что не все потеряно. Что он общался с Рэйфи и другими друзьями с работы, и что наклевываются три, если не больше, новых возможности. Ему лишь нужно продержать руку на пульсе в течение нескольких недель. Больше ничего на этой стадии он сделать не может. Даже если он получит предложение, он не сможет приступить к работе до конца вынужденного отпуска, то есть до середины сентября. Вынужденный отпуск. В любое другое время я бы радовалась этому, но теперь, когда у меня начались съемки, я буду занята до самой свадьбы. Совершенно не вовремя.

В кухне он появляется, будто услышав меня, умытый и переодетый. Он улыбается мне и выглядит потрясающе. Белая рубашка, свежий одеколон; он берет меня за руку и закручивает в танце. Мы молча танцуем по кухне, пока он не отстраняет меня на расстояние вытянутой руки.

— Моя очередь. Марш наверх, сделай себя еще прекраснее. Я бросаю тебе вызов! — Он хватает кухонное полотенце и выгоняет меня из комнаты, и я, хихикая, отступаю.

Кому-то такая резкая перемена могла бы показаться тревожной, но я люблю в Марке именно это. Он может резко изменить курс, разделить происходящее на «было» и «стало». Он контролирует свои эмоции. Он знает, что сегодня нужен мне, и берет себя в руки.

Наверху я мучительно выбираю одежду. Мне хочется выглядеть так, словно я тщательно потрудилась над образом, но он дался мне без усилий. Тут сложно соблюсти баланс.