Опасная находка

Мы снова пьем шампанское и говорим о будущем. О том, что сделаем, как только вернемся домой. Я рассказываю Марку об Алексе, о том, как она планирует забеременеть, рассказываю о Холли, обо всем. Об Эдди, конечно, я много не говорю, как и о подарке от него. Марк с восхищением слушает. Кажется, он каким-то образом забыл, что я продолжала жить своей жизнью, пока он был полностью занят своими проблемами. Но теперь ему интересно. Он спрашивает, почему Холли вообще выпускают обратно в общество. Спрашивает, не кажется ли мне, что Алекса сожалеет о том, что сделала. Мы беседуем во время десерта, попивая кофе. А затем начинается шоу.

Полинезийские танцоры, мужчины и женщины, одетые в национальные костюмы, кувыркаются и крутят сальто на песке; они держат горящие факелы в загорелых бронзовых руках или сжимают их белыми зубами. Они взлетают в воздух, ныряют в воду. Другие, стоя по колено в волнах, бьют в плавучие барабаны, а открытыми ладонями — по воде.

Музыка нарастает, нарастает, а когда достигает крещендо, волны на миг вспыхивают пламенем, кругом белых огней, лижущих поверхность воды. А затем — тишина, аплодисменты и крики.

После этого мы направляемся в бар и пьем коктейли. Мы танцуем, мы разговариваем, мы целуемся, мы тискаемся и снова пьем — до тех пор, пока на ногах не остаемся только мы. Пожелав всем спокойной ночи, спотыкаясь, мы бредем обратно по настилу в наше бунгало.

Сумка там, и она ждет. Я приношу из ванной маникюрные ножницы, и мы открываем ее. 

14

Понедельник, 12 сентября

Обломки крушения

Просыпаюсь я поздно.

Марк все еще крепко спит рядом, в комнате повис сильный запах алкоголя. Вчера мы забыли заказать завтрак и даже не включили кондиционер, сразу рухнув в постель после пляжа.

У меня гудит голова, и я очень хочу есть. Похоже, вчера вечером мы заказали обслуживание в номер. Я осторожно скатываюсь с кровати и бреду к оставленной здесь тележке.

В ведерке я нахожу растаявшее мороженое и перевернутую бутылку шампанского.

Сколько же мы выпили? Господи… Язык во рту кажется распухшим и пересохшим. И я просто умираю от голода. Я принимаю ответственное решение и иду за телефоном.

На полпути к нему мою ногу пронзает резкая боль, и я, потеряв равновесие, с размаху приземляюсь на плиточный пол.

Черт возьми, ой, ой, ой! Очень ой!

Яркая капля крови наливается на своде стопы. Черт. Я вижу ножницы, которые меня укололи и затем выскочили из-под ноги. Капля крови превращается в ручеек, который стекает по стопе и потом на пол. Голова пульсирует болью.

Ох, к черту это все. Я встаю, медленно, осторожно, и прыгаю к телефону на одной ноге. Трубку берут после второго гудка.

— Привет. Я хочу заказать обслуживание в номер… Да, в этот. Да. Два полных завтрака… да, вареные, и кофе для двоих, хлебную корзину… да, да, именно эту. Апельсиновый сок для двоих. И… у вас есть пластыри?.. Нет. Пластыри… для перевязки. Нет. Бинт?.. Как в аптечке или… О да, да! Да, отлично. Да, хорошо. Спасибо.

Я кладу трубку и падаю обратно на кровать, пачкая кровью простыни.

Рядом со мной потягивается Марк. Он стонет.

— Двадцать минут, — бормочу я и тут же засыпаю.

Просыпаюсь я, когда Марк тащит тележку с завтраком по комнате и дальше, на нашу пристань. Он в отельном халате, ярко-белом по контрасту с его загорелой кожей. Я беру аптечку, которую принесли вместе с завтраком, и хромаю следом. На мне футболка, которая мне велика, нижнее белье, на ноге запеклась корка крови.

Мы едим молча, зачаровано глядя куда-то в середину моря. Я прыгаю обратно в номер, за обезболивающим. А потом, наклеив пластырь на ранку, добираюсь до ближайшего шезлонга и почти сразу же засыпаю.

Когда я просыпаюсь, то обнаруживаю, что Марк расправил надо мной тент. Боже, как я его люблю. Я проверяю состояние головы, осторожно кивая, затем качая ею. Да, мне лучше. Гораздо лучше. Возможно, я уже готова к душу. Я хромаю обратно в номер, мимо Марка, который смотрит шоу Аттенборо[19] по кабельному, прямиком в ванную. Он посылает мне воздушный поцелуй, когда я прохожу мимо.

Холодная вода стекает по моему лицу и волосам. Я с силой втираю шампунь в кожу головы, и этот массаж кажется райским наслаждением. Вспоминаю прошлую ночь. Что мы делали, когда вернулись? Мороженого я не помню. Я помню ножницы, я принесла ножницы, чтобы открыть сумку. И все.

Я заворачиваюсь в свежее полотенце и бреду обратно к Марку.

— Мы ее открыли? — спрашиваю я. И очень надеюсь, что нет. Потому что, если мы испортили сумку, мы уже не сможем ее кому-то отдать.

Марк морщится и подтаскивает сумку к кровати.

В ней вполне определенно имеется дыра. Но особых успехов мы вчера не достигли. Господи, пьяные люди — просто идиоты. Я замечаю на руке Марка два пластыря. Кажется, ножницами вчера работал в основном он. Я сажусь на кровать и осматриваю сумку. Дыра бесполезна. Я не могу просунуть в нее даже палец, чтобы расширить отверстие, и через нее толком ничего не видно. Максимум усилий, минимум результата.

— А мы еще можем отдать ее? — спрашиваю я, глядя на Марка.