– Краснов – не последняя жертва. Думаю, художника уже нет среди нас… а музыкант ходит по краю пропасти.
– Хочешь опорочить Варю в моих глазах? – разозлился Ренат. – Это предательство. Варя доверилась нам, она надеется на нашу помощь, а ты…
– Что – я?
– Ты перешла на сторону ее врагов! Мадлена не может простить мужу измены и намерена отыграться на его женщине. А Перевалов хочет наказать Варю за несчастье своей дочери, за горе своих любимых внуков. Поступок Краснова опозорил эту влиятельную семью, несмываемым пятном лег на их репутацию. Неужели я должен тебе это объяснять?
– Примитивно мыслишь, – огрызнулась Лариса.
– Я никому не позволю погубить нашу клиентку, – отрубил Ренат. – А именно к этому все идет. И ты играешь против меня. Не понимаю, откуда такая неприязнь к Варе?
Между тем Лариса загрузила страничку «Петербургских ведомостей». Фотография Петра Марея на фоне красивого дома в греко-римском стиле сразу привлекла ее внимание. Коротенький текст под снимком гласил:
«Трагическая утрата! Сегодня в мастерской найден мертвым известный художник…»
Она подала Ренату гаджет со словами:
– Читай! Моя неприязнь к Варе, как ты изволил выразиться, вполне обоснованна. Марей уже приказал долго жить. Следующим будет Аверкин…
– Потом и до меня доберется костлявая рука смерти? – саркастически усмехнулся он. – Говори, не стесняйся! Я понимаю, к чему ты клонишь.
Ренат встал из-за стола, резко развернулся, взял ключи от машины и выскочил из номера…
У дома, где у Марея была мастерская, собралась группа зевак. Вход в цокольный этаж старинного здания был огорожен специальными ленточками.
Ренат вышел из внедорожника и раскрыл зонт. У поребрика стояла полицейская машина, фургон телевизионщиков и авто прессы.
Варя говорила, что от ее дома до «мастерской Пети» рукой подать. Гороховая улица пересекалась с Казанской, и добраться пешком туда и обратно можно было за полчаса.
Ренат представил, как Варя ходила позировать художнику для портрета, и в груди шевельнулся червячок ревности. Они надолго оставались наедине…
Ренат не успел додумать мысль до конца, как к нему подбежал рослый паренек с зонтиком в одной руке и диктофоном в другой.
– Вы друг покойного? Можете сказать пару слов для нашего издания?
– Отвали, – грубо ответил он, зная, что по-хорошему от нахальных корреспондентов не отвяжешься. Только начни миндальничать, и они сядут на голову.
Паренек и глазом не моргнул.
– Мы заплатим за эксклюзивную информацию…
– Я ничего не знаю, – отмахнулся Ренат, шагая вперед.
– Есть версия, что художник Марей повесился от несчастной любви, – не отставал корреспондент. – Натурщица отвергла его чувства, и он наложил на себя руки от отчаяния.
– Не верьте этому бреду.
– У него не было иного мотива, – наседал паренек. – Творческая энергия Марея била ключом, его картины росли в цене, персональные выставки собирали весь бомонд…
– Ты бы на пике успеха и славы повесился из-за женщины?
– Я?.. – опешил корреспондент. – Ну… вряд ли…
Во двор вошел новый человек, и паренек с микрофоном тут же бросился к нему в надежде выудить что-нибудь сенсационное.
Ренат вздохнул с облегчением и, прикрываясь зонтиком, зашагал дальше. Вход в подвальный этаж освещала тусклая лампочка, но попасть внутрь не удастся. Дверь наверняка опечатана, или там до сих пор возятся криминалисты.
Ренат прислонился к стене и мысленно перенесся в помещение, где творил и умер Петр Марей. Видение было смутным, размытым… Толстые стены, тяжелые пыльные ткани, гипсовые бюсты, старая мебель…
– Получается? – проговорил кто-то ему в ухо.
Ренат вздрогнул и открыл глаза. Бородатый мужик в подпоясанной ремнем рубахе подкрался бесшумно и без разрешения присоседился к нему. С крыши капало, но расчесанные на прямой пробор волосы мужика и его одежда оставались сухими.
– Григорий? – узнал его Ренат. – Что ты здесь делаешь?
– А ты?
– Хочу выяснить, отчего умер Марей.
– Дак у него и спросить надобно, – глубокомысленно изрек Григорий. – Жил человек, не тужил, и вдруг – бац! – в петле болтается! Это ж неспроста. Петька Марей – талантище был! А помер некрасиво. Из-за бабы!
– И ты повторяешь эту чушь, – вздохнул Ренат. – От желтой прессы набрался?
– Я Распутин, – сердито вздохнул мужик. – У меня пророческий дар. А пацаны эти бестолковые ни черта не смыслят в колбасных обрезках!
– Допустим. Отчего, по-твоему, Марей наложил на себя руки?
– Говорю же, баба к нему приходила…
– Какая баба?
– Шустрый ты больно. Я к тебе в помощники не нанимался. Сам мозгами шевели. Имей в виду, в петербургских подвалах темные делишки творятся, – прошептал Распутин, кивая в сторону мастерской. – Меня Феликс тоже в подвал заманил. Мадерой из царских погребов поил, пирожными угощал… Ты сладенькое-то любишь? – неожиданно спросил он.
– Ты пророк. Угадай!
– Любишь, – кивнул патлатой головой «старец». – Это тебя и погубит, болезный. Ежели за ум не возьмешься.
– Что ж ты отравленные пирожные у князя Юсупова жрал? – разозлился Ренат. – Где твое хваленое чутье было? Пропил?