Опасная обочина

Почему памятный? Да потому, что Пашка сразу влюбилась в него. Влюбилась по уши, тайно, со всей жертвенной самоотверженностью благородной и чистой юной души на грани меж седьмым и восьмым классами.

В тот день дома никого не было. Полина готовилась к экзаменам, когда в дверь позвонили дважды. Она решила, что сестры вернулись из кино с детского сеанса, и пошла открывать. Открыла и обомлела: на пороге стоял принц, в военной форме, то ли загорелый, то ли смуглый, широкоплечий, рослый, улыбающийся такой открытой белозубой улыбкой, что у нее рот растянулся до ушей. Тут-то он и сказал:

— Зот Шабалин-младший.

— Проходите, — еле выдавила она из себя, не в силах пошевелиться.

— С удовольствием, — усмехнулся он. — Если ты чуть-чуть подвинешься. Не прыгать же мне через тебя…

Она пропустила его и как во сне пошла следом.

— Как тебя зовут? — спросил он уже в комнате.

— Полина, — пролепетала она.

Он прищурился.

— Что это ты дрожишь, Полина? На улице — лето… Может быть, ты больна?

Она отрицательно затрясла челкой.

— Я не дрожу. Я не больна.

— Ну и хорошо, — кивнул он и забыл о ней.

Это был единственный раз, когда Зот хоть и ненадолго, но все же обратил на нее внимание.

Жить он у них не остался, да и негде было. Но Полине показалось, что если бы у отчима была многокомнатная квартира, то и в этом случае Зот не задержался бы — не тянуло его в семью, что-то другое жило в нем.

В следующий раз Зот Шабалин приехал на «Волге» — устроился шофером такси. Был он недолго, поскольку сразу же поругался с отцом. Старший Шабалин — сухой, порывистый, нервный, — задыхаясь от астмы, на чем свет стоит костерил сына, а тот, усмехаясь, вяло огрызался, и по всему было видно, что он родителя не ставит ни в грош, более того, видит в нем просто чудака.

Полину это покоробило: с тех пор как они стали здесь жить, никто ни на кого голос не поднимал и вообще никаких ссор не было, до того мирно они жили… Однако ореол, которым она окружила в своем полудетском сознании принца, от этого ничуть не угас, а, наоборот, расцвел еще ярче — столько уверенного, насмешливого обаяния было во всем облике Зота, в его манере двигаться, говорить, улыбаться…

Когда она поняла, что он уходит, Полина вскочила, схватила хозяйственную сумку и ринулась к двери.

— Пойду за хлебом, — сказала она, ни к кому не обращаясь и страшно боясь, что ее остановят. Но ее не остановили, хотя хлеб в доме был: и отчим, и мать, расстроенные скандалом, даже не заметили ее ухода.

На улице она остановилась у салатовой машины с шашечками и стала ждать. Вскоре появился Зот. Он мельком глянул на нее и стал отпирать дверцу.

— Твоя? — спросила она, не узнавая своего голоса.

— Государственная, — усмехнулся он, не глядя на Пашку, так, словно ее здесь и не было.

Когда он сел за руль, она подошла поближе.

— Прокати, а?

На этот раз он скользнул по ее маленькой фигурке безразличным взглядом.

— Прокатить денег стоит.

Зот включил двигатель и, развернувшись каким-то лихим, бешеным разворотом, так резко взял с места, что на асфальте остались черные следы протекторов да, пожалуй, еще обжигающий визг резины в ушах девушки.

В этот день она выбрала для себя профессию.

С тех пор Зот приезжал еще несколько раз, но заговорить с ним Полине больше не удавалось. А потом он исчез вовсе, и даже тогда, когда умер отчим, ни Полине, ни ее матери не удалось его найти.

Как ни странно, она помнила его очень долго, но, увы, с годами стирается из памяти не только первая любовь. К десятому классу то яркое и щемящее, что владело всем ее существом раньше, постепенно ушло, уступив место полузабытому и грустному. Но в одном Полина оставалась непреклонна: несмотря на довольно глубокие знания по многим предметам, ни о каком институте она и слышать не хотела. Цель ее была — такси, автомобили и вообще все, связанное с машинами.

Десятый класс она заканчивала уже в вечерней школе и одновременно по направлению одного из таксомоторных парков училась в автошколе водителей-профессионалов. Парк выплачивал стипендию, и это было каким-никаким, а все же подспорьем для матери.

В конце лета Полина на «отлично» сдала все три экзамена в учебном комбинате: устройство, ремонт и обслуживание автомобиля, правила дорожного движения и вождение. Она вернулась в таксопарк, который должен был стать ей родным, но на линейную машину сразу ее не посадили. Завгар, в чье распоряжение она попала, определил ее к снабженцам. Их-то она и возила на старом, невесть как попавшем в парк «газике», который явно был намного старше самого водителя. Так она проработала месяц. А когда он истек и по ее предположению стажировка прошла успешно, она явилась пред плутоватые очи заведующего гаражом и кратко, но твердо заявила, что «училась на государственные деньги не для того, чтоб возить снабженцев пить пиво».

— А кого же ты хочешь возить? — спросил завгар.

— Москвичей и гостей столицы, — не задумываясь отрезала Пашка.

Видимо, в облике девушки было так много решительности, что завгар, сожалеюще покряхтывая — уж больно хороший и безотказный попался ему водитель, — написал ей направление в колонну на линейную машину.