Порыв ветра покатил шезлонг по садику на крыше пентхауса, и Майлз Форрест, догнав его, сложил и положил на пол. Потом он закрыл окна на щеколды. Минуту он, как зачарованный, смотрел на небоскребы Манхэттена. Они его всегда возбуждали. Подумать только, это творение человеческих рук! Люди могут все. Услышав всхлипывания жены, он со вздохом вернулся в комнату.
– Все в порядке, душечка, – ласково сказал он. – Из-за чего ты так расстроилась?
– Я бы не стала их приглашать, – плакала она. – Но мне показалось, что тебе нравится эта девушка. Я подумала, что когда ты в прошлый раз был в Сан-Франциско…
Он взял ее за подбородок и, наклонившись, нежно вытер ей глаза и поцеловал в губы.
– Что ты подумала? – с улыбкой спросил он.
– Ты разве не сердишься? – Она обняла его за шею.
– На тебя, Рут? Конечно, нет. И хотя мне нравится девушка, ты ошибаешься насчет того, что я встречался с ней в Сан-Франциско. Я просто случайно наткнулся на нее в Чайнатауне. Но мне не нравится то, что из-за нее у моих людей неприятности, и я буду с этим бороться.
– Ну, я могу сказать, что заболела, или что-нибудь в этом роде…
– Чепуха, пусть приходят на ужин. Постарайся, чтобы все было вкусно. Ванс – отличный парень.
– Тогда все в порядке?
– Все просто прекрасно, – заверил он ее.
В садике на крыше с парапета свалился тяжелый горшок с растением и с грохотом рухнул на каменный пол. Миссис Форрест вздрогнула.
– Какой ужасный ветер!
– Да, ночь ужасная, – согласился он.
На следующее утро было ясно и свежо, и хотя в воздухе пахло осенью, солнце еще грело, словно напоминая о том, что зима пока не может заявить о своих правах. На смену тревожной ночи пришел чудесный день.
Пейдж снова отправилась на Четвертую улицу. В обшарпанном подъезде она нажала на кнопку звонка, рядом с которым было написано «Мэри Смит». Когда ответа не последовало, она позвонила снова.
Внешняя дверь открылась, и она очутилась в плохо освещенном холле, в котором стоял запах табака и жареной рыбы.
На верху лестницы послышался женский голос:
– Чего вы хотите?
– Мне бы хотелось вас увидеть, – крикнула Пейдж.
– Я не собираюсь ничего покупать.
Пейдж засмеялась.
– А я ничего не продаю, – отозвалась она, чувствуя неловкость от того, что все в доме слышат их беседу.
– Ладно… – с сомнением протянула девушка. – Если ваше дело стоит того, чтобы подняться на третий этаж, я вас жду.
Пейдж стала подниматься по лестнице. Ступеньки оказались очень крутыми, и, дойдя до третьего этажа, Пейдж выбилась из сил. Одна из дверей была открыта, и около нее стояла девушка, выжидательно глядя на Пейдж. Пейдж сразу же узнала в ней хиппи с Вашингтон Сквер. Она не могла поверить, что это и есть Марта Уинтли, любимая дочь тети Джейн, которая выросла в благородной семье и была окружена заботой и комфортом.
– Ну? – потребовала девушка с оттенком враждебности в голосе. Вблизи она показалась Пейдж слишком худенькой, даже истощенной. Но сегодня она вся словно светилась изнутри, как будто была переполнена счастьем.
– Вы Марта Уинтли, верно?
Девушка ахнула. Потом она с трудом выговорила:
– Вы ошиблись. Меня зовут Мэри Смит.
Она шагнула назад в комнату. Но Пейдж не дала ей закрыть дверь.
– Прошу вас, Марта! Не прячьтесь.
– Кто вас сюда послал? – подозрительно спросила девушка.
– Никто. Это была моя собственная идея.
– Не самая гениальная идея. Может, вы и хотите поговорить со мной, но я не хочу.
Пейдж сделала шаг вперед, и девушка отступила дальше в комнату. Пейдж последовала за ней и закрыла дверь.
Комната оказалась еще меньше той, где она ютилась в Сан-Франциско. Помимо этого, она была темная и грязная, и шум с улицы проникал сквозь тонкие стены, которые сотрясались от рева грузовиков. Крики детей слышались так громко, словно они были внутри квартиры.
– И что, – наконец, сказала девушка, пытаясь быть резкой, но вместо этого вызывая к себе жалость, – вы удовлетворили свое любопытство? – Она цинично засмеялась. – Неужели вам не нравится, как я живу?
– А вам это нравится? Это место гораздо хуже, чем комнаты, которые вам приготовила ваша мать, не так ли? – мягко сказала Пейдж.
– А вы откуда знаете? Значит, мать выследила меня. Это так на нее похоже.
– Это похоже на то, что сделала бы любая мать, если бы ее восемнадцатилетняя дочь вдруг бесследно исчезла. Естественно, она была в панике. Вы, как и я, можете себе представить, какие ужасные мысли приходили ей в голову, мысли о том, что вас убили, похитили и что-нибудь еще ужасное. Все эти звонки в полицию, в больницы и в морги… Это, должно быть, было гораздо хуже той боли, которую она испытала, рожая вас, Марта. Тогда она приветствовала эту боль, потому что хотела вас. А теперь она думает, что сама виновата, потому что оказалась плохой матерью.
На лице девушки застыло удивление. Пейдж подумала, что у Марты не хватает воображения. Поглощенная собой и своими чувствами, она, вероятно, никогда не представляла себе, что реакция матери на ее исчезновение могла быть совсем иной, чем безразличная фраза: «Так ей и надо».
Марта попыталась засмеяться.
– Вы все драматизируете.