Опасная привычка заглядывать в окна

– Валер, у меня чувство, что меня используют, – озвучил я то, что ощутил после разговора с главным, – втемную.

Глава 3

Никаких побочных явлений Валеркино вчерашнее умирание не имело. На работу мы явились вместе, бодрые и веселые. В шесть утра нас разбудил звонок тети Люси, мы успели оба принять душ и нормально позавтракать.

Часов в десять в редакцию пришел посетитель в старом, но опрятном черном костюме и ветхой голубой рубашке, застегнутой под горло. Посетителю было за шестьдесят. Говорил он очень логично и убедительно. Выслушивать его пришлось Валерке, я писал материал. Я тоже слушал вполуха, иногда откидываясь в кресле и проверяя текст на мониторе. Посетитель сидел ко мне спиной. Через пять минут его рассказа я перестал набирать и только смотрел на Валерку поверх головы посетителя, подняв брови.

То, что рассказывал гражданин в черном костюме, было слишком необычно, чтобы продолжать работать.

– Я живу напротив детского садика, и уже полгода наблюдаю, как из садика пропадают дети. – первой же фразой огорошил нас посетитель.

Валерка тут же записал фамилию и адрес старика, номер садика, сделал еще пару пометок, а потом отложил ручку и стал просто слушать, не перебивая.

Итак, за эти полгода Иван Степанович, как представился посетитель, насчитал шесть детей, которых увели в больницу, находящуюся рядом с садиком и которые уже не возвращались.

– Чтобы увести детей с игровой площадки всегда повод находится. – монотонно говорил посетитель, – дети есть дети, играют, падают, разбивают лбы и коленки до крови. Поэтому плачущих малышей и ведут в больницу, чтобы, якобы, залить ранки йодом. Но я НИКОГДА, – подчеркнул голосом Иван Степанович, – не видел, чтобы детишек из больницы приводили обратно. Хотя нарочно сидел у окна – я живу на первом этаже и давно на пенсии – и ждал, когда же приведут ребенка с оранжевым пятном на коленке, уже успокоившегося.

Речь посетителя звучала необычно, будто он художественное произведение вслух читал.

А вот дальше дедок сказал то, что позволило нам с Валеркой, застывшим в креслах с отчетливым ощущением мурашек на макушке, расслабиться и перевести дух. Иван Степанович сказал, что после таких случаев, ночью, он видит, как к воротам садика подъезжает фургон и, постояв недолго, на большой скорости мчится в аэропорт. В этом фургоне, конечно, внутренние органы детей, тех самых, не вернувшихся. Их в аэропорту грузят на самолет и отправляют за границу.

Валерка, прочистив горло, еще сдавленное волнением, попытался уточнить и воззвать к логике старика,

– Но ведь детей ведут в больницу, значит, и фургон должен подъезжать к больнице.

Это уточнение взволновало посетителя, он заерзал на стуле и впервые повысил голос, до сего момента звучавший монотонно и убаюкивающее.

– Вы должны этим заняться! Я всегда читаю вашу газету и знаю, что у вас мужественные журналисты, которые напишут правду.

– А вы не пытались уже кому-нибудь пожаловаться на это… – Я замялся, подыскивая подходящее слово.

Иван Степанович ответил мне, и наши невысказанные подозрения, коими мы не могли поделиться друг с другом, пока не уйдет посетитель, подтвердились.

– Да. Я писал заявления в прокуратуру, но там их кладут под сукно. Так же, как и заявления о том, что мои соседи Савченко поставили возле моей стены специальную установку, которая регулярно облучает меня лучами.

– А…– только и смог выдавить я, переглянувшись с Валеркой. Тот встал и, пожимая посетителю руку, с минуту уверял его, что сей же час начнет заниматься этим важным, государственно-важным делом. От сдерживаемых эмоций над верхней губой Валерки образовались капельки пота.

Впечатление от посетителя мы, не сговариваясь, решили смыть алкоголем. И Валерка, громко отдуваясь и нервно хихикая, полез в шкаф, где на нижней полке за старыми подшивками, стоял початый коньяк.

Да. Редакции часто посещают сумасшедшие. Но каждый раз для нас это неожиданность. Мы расположились за валеркиным столом, сдвинув монитор, и полчаса смывали впечатление и предавались воспоминаниям. Так, мы вспомнили, как целых три года ежемесячно редакция получала заказные пакеты от одного графомана. Он был, мало того, что графоман, еще и патологический ревнивец. В своих многостраничных письмах он описывал, как ему изменяет жена с летчиками ближайшего авиаполка. Надо сказать, описывал однообразно, без изюминки.

Еще нашим постоянным посетителем был Коля-поэт. Иногда, под настроение, за три литра пива, мы ставили в очередной номер его «стих», переработанный до полной неузнаваемости, но за Колиной подписью. Ну, не могли же мы, в самом деле, пустить на страницы нашей газеты такие, например, строчки: «Гонимый я северным ветром шагал, мороз задирал мои уши». После этого шедевра, кстати, Коля-поэт был переименован в Колю-гонимого.

Пока добивали коньяк, решили, что Валерка двинет в аптеку, куда коммунары сдавали травы, а я, после того, как напишу «сладкую сказку», пойду к нашему «честному менту».

Я сел в маршрутку и, выйдя из нее, позвонил по телефону.

– Капитан Гончаренко слушает.

– Володька, мне нужна консультация…