Опасная привычка заглядывать в окна

Где происходит главное – здесь, в городе, или в лесу? Пока в этом вопросе была полная неясность, даже ходьба не помогала. Я заново начал перебирать разговор, слышанный ночью. Что за «странные смерти»? Может то, что избежал вчера Валерка, сегодня, кстати, немного бледный, но бодрый. А птица не-феникс? В голову лезла всякая чушь. Про раскаленные ветки и новый способ готовить жаркое.

Нет, я должен был попасть в этот лес еще раз. В этот лес, полный тайн. Ну, это уже пошли литературные штампы. Все-таки ходьба явно располагает к творческой деятельности. Я начал размышлять, как мне разговаривать с председателем. Проще всего было косить под простака, которому понравился чай с медом. Это мы могём. Журналист, часто, тот же артист.

Я шел по городу, который должен был бы любить, потому что жил в нем с детства, и не мог полюбить, как ни старался. Я помотался по стране и вне ее, видел разные города и, когда мне говорили, что наш город не хуже других, если не возражал вслух, то в душе был твердо убежден в обратном. Я искренне удивлялся молодым горожанам, они и вправду любили этот город, находили в нем прелесть и индивидуальность. Я же не мог забыть двор моего детства, усыпанный красной рудой, и вечно пьяных люмпенов-соседей, по которым плакала тюрьма. Недолго плакала, так как почти каждый мужик, а потом и пацан из моего двора рано или поздно сели, за исключением подлого Валика. Да и то, потому что отец его был капитаном милиции, а не потому что Валик был чист.

Я иногда заезжал в свой двор, сам не знаю зачем. И каждый раз убеждался, что никто из моих детских знакомых не меняется. А все стареют – грязно, пьяно и безысходно.

Они еще проворачивали какие-то дешевые делишки, пытаясь заручиться моей поддержкой, но у них ничего не получалось (ни с поддержкой, ни с делишками).

Они сидели в своих прокуренных хрущобах – бывшие зеки с прочифиренными черными зубами, кашляли, распространяя палочки Коха, пили самогон, затягивались травкой и планировали своими дебильно-пьяными мозгами аферы, коим не суждено было сбыться. Потому что место, что они выгрызали зубами в блатной иерархии, заступала беспредельная молодежь на мерсах. Молодые плевали на «понятия», и, казалось, всю оставшуюся жизнь будут хозяйничать в городе, стране и мире.

Мой двор был на окраине. И из наших шести домов только я вышел в люди. Может, потому что папа мой был инженер, а мама – врач, единственная интеллигентная семья в радиусе пятидесяти километров. А может потому, что я всей душой возненавидел наши дворовые «свинцовые мерзости»?

Я откололся от дворовой компании, когда мне было четырнадцать лет. Мы нормально проводили время. Играли с девчонками в «казаки-разбойники» и «цепи-цепи», вечерами на «козле» (так назывался стол, на котором до программы «Время» папаши моих приятелей играли в домино) щелкали семечки, влюблялись. А, когда я в десять нуль-нуль отправлялся спать (отец, обычно мягкий, в этом вопросе был кремень), мои приятели шли в темные переулочки.

Короче, дело кончилось тем, что однажды ранним утром их, одного за другим, подняли из теплых постелей и посадили на разные сроки за изнасилование. Меня даже не вызывали. Участковый, живущий в соседнем доме, прекрасно знал про мой режим.

Все. Я нашел интересы вне родного двора, и с тех пор отдалялся от друзей детства и не слишком приятных детских воспоминаний все дальше и дальше. А когда родители умерли, отделился окончательно, поменяв квартиру на меньшую в новом районе.

Глава 4

Конец негазетного дня в редакции спокойный. Это в газетный день, когда сдаются в типографию сверстанные полосы, у нас светопреставление – кричит всегда спокойный и юморной редактор Илья Леонидович, желчный ответственный секретарь – Олег Петрович шипит на Раечку – заведующую отделом социальных проблем. Я вишу на телефоне, уточняя что-то важное. Валерка то и дело поправляет очки, вычитывая свою серьезную экономическую статью. С прямой спиной у компьютера сидит наборщица Алина, быстро набирая полосы. Вдохновенно кликает мышью верстальщик Александр, тихо, как крыска (на мышь она не тянет по объему) пьет свой кофе секретарша шефа Зинаида, стреляя у нас сигареты, пока мы носимся в запарке и ничего не соображаем. В общем, все силы брошены на то, чтобы вовремя сдать газету.

А сегодня идет обычная планерка, дают задания на будущий номер, потому что для этого номера мы трудились всю прошлую неделю. Только я вынужден искать информацию до последнего и писать ее прямо в газетный день – иначе мы отстанем от семидесяти газет нашего города. Но пока не отстаем, у нас везде свои люди, коим выпоено немеряно коньяку.

– Раиса! – говорит главный редактор Илья Леонидович, – если я еще раз увижу, что ты взяла заголовок из прошлогодней подшивки, я лишу тебя премии. Полюбуйтесь, -маленький лысый редактор кубарем скатывается со стула, достает с полки старую подшивку, в которую заложен лист А4. Раскрывает ее в нужном месте и тычет толстым пальцем.